Путь Босяка
Шрифт:
Босяк устало хмыкнул.
– И хрен с ним, – сказал он. – Не дойдем – значит, подохнем.
Движение за спиной Босяк не увидел и не услышал – почувствовал, когда отошли от Старой Церкви километров на пять. Он крутанулся на месте, одновременно сорвав с плеча обрез. Вскинул ствол навстречу метнувшейся к нему из кустов фигуре и лишь в последний момент чудом удержал палец на спусковом крючке.
– Дяденька почтааааааарь!
Секунду спустя Босяк уже прижимал к себе чумазую, растрепанную девчонку,
– В притворе, – сквозь слезы сбивчиво объясняла девчонка, хотя Босяк ее и не спрашивал. – В купели. Меня дядя Бомж спрятал.
Вот оно что, горестно думал Босяк, поглаживая спутанные льняные волосы. Вот они, значит, кого прикрывали.
– Двое суток пролежала, потом выбралась. Все убиты, дяденька почтарь, все-все, я одна осталась. Меня Аленкой зовут.
Девчонка затихла, но Босяк еще с минуту держал ее, успокаивал, несвязно бормотал что-то поверх волос.
– Пить-есть хочешь? – спохватился он наконец.
– Хочу, дяденька почтарь.
– Сейчас, сейчас. – Босяк споро свинтил с наполовину полной фляги пробку, отступил на шаг, протянул флягу Аленке. Скинул с плеч котомку и стал суетливо развязывать тесьму. Он не заметил, как приблизился Нищеброд и встал в пяти шагах, поигрывая винтовочным стволом о ладонь.
– Жратву не переводи, – спокойно сказал Нищеброд, когда Босяк достал со дна котомки заначенные на крайний случай пакет с галетами и банку консервированной ветчины.
– Что? – опешил Босяк. – Ты о чем это?
– Не понял, что ли? Втроем мы не пройдем и часа – все сдохнем.
Босяк сморгнул. Только сейчас он осознал, что напарник прав – мертвяки не пропустят троих. Идти дальше можно было лишь парой или в одиночку.
– Что предлагаешь? – глядя на Нищеброда снизу вверх, спросил он.
– А то сам не знаешь что.
Босяк медленно выпрямился, поправил на плече обрез. Краем глаза увидел перекошенное ужасом девчачье лицо.
– Она пойдет с нами, – сказал Босяк. – Или со мной – ты, если хочешь, можешь идти один.
Нищеброд отступил на шаг. Скуластая разбойничья рожа закаменела, кровью налился наискось рассекший бровь шрам.
– Ты спятил? – цедя слова, проговорил Нищеброд, и речь его не была больше невнятной. – Мозгами повредился, видать? В одиночку сейчас не дойти, ты не хуже меня это знаешь. У нас с тобой договор.
– Класть я на него хотел.
– Что-о?
Босяк не ответил, и Нищеброд вскинул винтарь к плечу. Отчаянно закричала сзади Аленка, а в следующее мгновение Босяк, еще сам не понимая, что делает, бросился на напарника. Подшиб локтем ствол, грохнул выстрел, и предназначенная девчонке пуля ушла в небо. Не удержавшись на ногах, Босяк полетел на землю, приложился об нее боком, откатился и вскинулся на колени. Сорвал с плеча обрез и выпалил из обоих стволов напарнику в голову.
Нищеброд еще заваливался, когда Босяк подскочил, вырвал из мертвых
– Уходим! – выкрикнул он, ухватив ее за руку. – Живо, иначе нам конец!
Босяк весь вложился в этот бег, без остатка. Он задыхался, хрипел, а лес вокруг, казалось, рожал мертвяков одного за другим и вышвыривал их из невидимой утробы бегущим наперерез.
Босяк не знал, сколько времени длилось бегство, и как он умудрился не выпустить из своей ладони Аленкину, и как получилось, что не потерял оружие. Он пришел в себя, лишь когда наткнулись на ручей в десятке метров по ходу. По инерции Босяк пронесся еще несколько шагов и только тогда, наконец, остановился и потащил девчонку назад, потому что в воде наверняка водились утопленники.
– Дядя почтарь!
Босяк крякнул.
– Какой я тебе дядя? Сколько тебе?
– Семнадцатый пошел.
Босяк даже заморгал от удивления. Он не дал бы девчонке больше четырнадцати. Мелкая, худющая, голенастая.
– У нас все в семье такие, – объяснила Аленка. – Были, – добавила она, всхлипнув. – Мы с мамой были одного роста.
– Ладно, – буркнул Босяк. – А мне тридцать два, но все же дядей звать не надо. Меня зовут Босяк.
– Босяк, – повторила девчонка, словно пробуя слово на вкус. – А почему у почтарей такие имена?
– Сложилось так, – нехотя пояснил Босяк. – Сначала думали, что мертвяки не трогают нищих. Ну, у которых ни кола ни двора – только винтарь да котомка за плечами. Думали, они чуют как-то. Вот и стали называть почтарей Босяками да Каликами. Потом выяснилось, что мертвякам, кто ты такой, без разницы, но новые имена уже прижились. Я свое прежнее почти и не вспоминаю.
– А куда мы идем, Босяк?
– В Бугры. Это такая укрепзона в трех сутках пути. Если повезет, конечно. Ты стрелять умеешь?
– Нет, – Аленка потупилась. – Меня дядя Бомж хотел научить, но не успел.
– Тогда, наверное, не повезет, – вздохнул Босяк и тут же выругал себя. Тоже мне пророк, со злостью подумал он. Девке и так несладко, а тут еще он со своими прогнозами.
– Босяк, а у тебя жена есть?
Босяк почесал в затылке.
– Была, – сказал он. – Еще в той, в прежней жизни. Она погибла, как все.
– А в укрепзоне, что ж, нету?
– Никого у меня нету, – отрезал Босяк. – Да и какие сейчас жены?
Бабы у него были, конечно, как у всякого. Чуть ли не в каждой второй укрепзоне, а на Оксанке из Дальних Ключей Босяк едва не женился. Он помотал головой, отгоняя воспоминания. Хорошо, что не женился, иначе был бы уже дважды вдовцом.
Идиот, вновь выругал себя Босяк. Хорошо тебе, гниде. Оксанка погибла, когда летуны затеяли на Дальние Ключи ночную атаку.
Солнце по левую руку садилось на лес, комары, как всегда к вечеру, активизировались и жалили немилосердно. Пятеро мертвяков, раскачиваясь, пересекли путь метрах в ста по ходу и сгинули в чаще.