Путь Черной молнии 3
Шрифт:
– На сходке должна была решиться его судьба, может, все бы обошлось, а вы буром поперли, невинной братве кровь пустили, так о чем ты меня упрашиваешь?
– Гром, я сегодня не только по свою и Аркашкину душу приехал, но тебя это тоже касается.
– Чего там меня коснулось? – с сарказмом спросил Громов.
– Да, Паша, да! Я дело говорю, – Мераб поднялся и, протиснувшись между столом и кроватями, включил телевизор.
– Да выруби ты этот ящик, – запротестовал Громов.
Мераб приложил к губам палец и обвел глазами комнату, давая понять, что их могут подслушивать. Сделав звук громче, снова подсел к Громову и тихо произнес:
– Ты в курсе, что в местную управу на тебя разнарядка пришла.
Павел замотал головой и насторожился. Мераб наклонился к его уху и продолжил:
– Паша, если бы я вовремя не замутил с больничкой, ты бы уже слушал перестук вагонных колес по дороге в «Лебедь». Твое счастье, что мне удалось уфаловать лепилу 14
– Ну, было дело, дергал меня главный кум к себе. Собачий потрох, грозился меня на «перековку» отправить, послал я эту суку к его же матери. Теперь понимаю, видать менты по-черному против меня замутили.
14
Лепила – врач
15
Крест – больница
– Паша, тебе сваливать надо. Посмотри на себя, несколько трюмов и легкие начнешь выплевывать, а мусорам только это и надо. Джамал в Златоустовской чалится, с Владимирского перевели, да бодрячком держится. Крут в «Лебеде» побывал, чуть копыта не отбросил, но выкарабкался бродяга. Кстати, он первую пятеру «отпахал» и даже с лихвой, его скоро в зону отправят. Молодой он еще, потому и выдержал. А ты Паша, уже сдавать начал, только не хочешь это признать, я ведь вижу, постарел ты. Ну, что скажешь Гром? Замутим твой побег.
– Дай чуток поразмыслить.
– Паша, да что тут думать, ты хочешь закончить, как твой кореш – Бриллиант. Почил бродяга в Боге, да неизвестно как. Ты же знаешь как в «Лебеде» красноперые лютуют. Они там столько беспредельных прессхат наладили. Вспомни, сколько братвы полегло, а иных заставили от короны отречься.
– Так они же резиновыми ворами оказались, не выдержали, прогнулись черти. Вот и проявились через поступки настоящие люди, а твари, присосавшиеся к общаку, слиняли со сковороды чертовской.
«Гиви» и «Кравец» отреклись от идеи, предали наше дело.
– Паша, ты же знаешь, что на одной сходке принято решение: воров, перенесших пытки и ломки в "Белом Лебеде", считать не раскаявшимися, и приравнивать их соглашение, как защиту от красноперых бесов.
– Знаю, в «Лебеде» ад, но опять же, Бриллиант, Крут, другие бродяги. Разве не ломали их, не заставляли отречься от идеи. Условия заставили таких босяков стальными быть, не гнуться перед этими чертями в погонах, таких людей легче убить, чем сломать. Ментам только волю дай, всех бы нас закопали, да нынче времена не те, когда непокорных к стенке ставили, и трупы в запретку бросали, будто их при побеге расшмаляли. Да, менты отделяют нас от мужиков, трюмуют, активистов на нас натравливают. Так, что Мераб, не откажусь я от своего, не брошу пацанов и братву, что по жизни со мной идут, буду до конца дней своих учить их правильным поступкам. Когда-то и тебя с Арканом учил, но вижу не впрок пошло, по-другому мыслите. Против наших законов пошли. Напряги-ка мозги, что в основу воровского кодекса заложено? Не наживайся за счет общака, не имей дело с государством, не гни на него хребет, от ментов держись подальше, и не обзаводись семьей. А вы далеко пошли, в восемьдесят втором году затерли эти понятия, подменили их новыми. Но вы сильно торопитесь, мы-то еще живы, еще рано списывать старых воров. Мы всегда уживались с ворами разных народов, у нас – воров, национальности нет, мы перед своим законом равны, но как только в дело вступают деньги, то многие забывают о своем истинном предназначении. Власть и деньги рушат наши законы, настало время, когда идея начала уступать соблазну обогатиться. Все мерится богатством, и наш кодекс меркнет перед правилами вашей сладкой жизни. Ты тоже считаешь старомодными мои взгляды? Я ведь во многом не согласен с ворами новой формации.
– В чем-то, да. Я тебе уже говорил, сидя в одиночке, без грева и надежды освободиться, с мусорской властью бодаться трудно, у них четко отлажена система. А кто будет держать под контролем всю братву на воле? Нас и так мусора гасят, как известь, не дают укрепить общаки. Но я очень тебя уважаю, как человека, как старшего брата, а у нас – кавказцев, принято почитать старших. Мне важно каждое твое решение, и поэтому я больше не стал с тобой лаяться, а замутил этот сходняк. Ты должен понять меня и Аркана, мы будем покупать, и обуздывать мусоров, только так мы их сломаем. Мы купим эту власть, растлим ее деньгами. Будешь жив, попомни мое слово. Паша, согласись, ты безнадежно отстаешь от жизни. Не обижайся, но наши понятия, это как вкусы или взгляды, они выходят из моды, устаревают. Надо смотреть в завтра, учиться, как люди «за бугром» живут, как управляются с делами. Мы уже завязываем знакомства с иностранной «братвой», правда, делаем это тайно, чтобы гэбисты не пронюхали, иностранка, это дело политическое.
– И с кем же вы якшаетесь, с итальянцами, американцами?
– С китайцами потихоньку начинаем
Громов внимательно слушал Мераба, он всегда считал его рассудительным, не вспыльчивым и дальновидным человеком. И то, что сейчас воры стали жениться, «доят» разных коммерсантов и наводят мосты с ментами, тоже замечал, но старался этому противиться. Потому как закваска в нем была старая, он отрицал новое положение воров, не угасала в нем идейная страсть.
«Да, прав Мераб, старею я. Подорвал здоровье на этих нескончаемых этапах, а вида не показываю. Голова стала чаще кружиться, давление скачет, руки, ноги ломит. Менты меня спокойно уморят, но дух никогда не сломят. Тяжело, наверное, будет, в этот раз не выберусь. Если в «Лебедь» отправят, там и останусь, где упокоился мой кореш Бриллиант. Ладно, покуда жив, буду нести свой крест»…
– Брат, что надумал, хочешь на волю сквозануть? – вопрос Мераба вывел из размышлений Павла.
– Нет, Мераб, я здесь остаюсь. Знаешь, сегодня вели меня по зоне, так незнакомые пацаны и знакомые бродяги вышли со мной поздороваться. Приветствуют меня, здоровья желают. Верят в меня, что я никогда их не подведу и не брошу в трудный момент. Я не предам нашу идею, не разменяю ее на глоток вольного воздуха. Нет, Мераб, свобода здесь, – Павел постучал себя по груди, – мне седьмой десяток пошел и сколько Богом отпущено, столько и буду сопротивляться, мне подачки от ментов в виде поощрений не нужны. Помру в БУРе или на этапе, все одно, но под мусоров не лягу, не хочу, чтобы после смерти, мои кости перемывали в помойной лохани. Значит так, твоя вина в моем аресте не доказана, видимо черти, которых мы здесь колонули, наговорили с испугу на тебя и Аркана. За то, что отбили Аркана у моей братвы, общий сходняк будет решать. Вы были мне, как младшие братья, да и сейчас не могу отрезать вас напрочь. Но скажу, как на прошлой сходке говорил, не зарывайтесь, чтите старые традиции, не марайте совесть грязными помыслами. Не забывайте о тех, кто гниет на киче. Вижу, жить по новым правилам, вам не запретишь, это уже не остановишь. Соберу на пересылке сходняк, объясню братве кое-что, может, простят они Аркана, Но, сам понимаешь, выше положения «прошляка 16 », он уже не поднимется. Сучьими поступками он себя не замарал, по крайней мере, я об этом не слышал. Ты думаешь, я забыл, сколько вы добра для братвы сделали. Потому отпускаю удавку, вашей шее она не грозит. А ты Мераб большего от меня не жди, выше положенца не поднимешься, благодари братву, что еще не зажали тебе яйца в тисках. Аркану передай, до конца я его не простил. После отпишу ему маляву, передашь. Ладно, Мераб, на этом остановимся. Маленький мир лучше большой войны. Зови братву, а то я смотрю, засиделись они в гостях.
16
Прошляк – бывший вор в законе, развенчанный.
Глава 3
Волков выходит на свободу
Прошло немало времени, после того, как «Черная молния» пощекотала нервы Шаронову. Получив карт-бланш, члены организации пересмотрели свои дальнейшие планы. Сергей Брагин, учитывая непростую обстановку, сложившуюся вокруг друзей, принял превентивные меры. Со своей женой Екатериной Воробьевой, Сергей официально развелся, и она уехала из города Новосибирска. В действительности ей пришлось сменить фамилию и паспорт, она стала Завьяловой и естественно сменила адрес проживания и место работы. Настя, некогда имевшая фамилию Гусельникова, тоже, как и мать, стала Завьяловой. Таким образом, цепочка, по которой Шаронов и другие недоброжелатели могли добраться до истинных владельцев старых фамилий, прервалась.
Анатолий Брагин продолжал работать на секретном объекте в должности начальника караула и перед самым устройством на работу, тоже сменил паспорт и фамилию. Ирощенко с Натальей находились довольно далеко и появление Сергея, как необходимого для Шаронова человека, на обозримом горизонте не предусматривалось. Единственной зацепкой для развращенного взятками полковника, мог стать дед Михаил, отец Екатерины. Если полковник основательно возьмется за Брагина, то попробует разыскать Воробьеву, бывшую жену Сергея, а так как он ее раньше не знал, и следы ее затерялись, он может на том и остановиться. На всякий случай дед Михаил, конечно же, был подготовлен к такому повороту дела. Тем не менее, все хорошо понимали, если оперативники Шаронова докопаются до истины и станут расспрашивать жителей Михеевки или окрестных селений, то непременно информация о Коростылеве Михаиле, выплывет наружу. В этом деле члены «Черной молнии» готовились к основательному прикрытию.