Путь чужака
Шрифт:
Вопрос повис в воздухе, вмиг пропитавшемся ненавистью и страхом.
— Мы не враждуем с аллери.
— И потому разрешаете убивать! — Стас повернулся к народу. — Вы все разве не знаете, что раньше аллери не убивали преступников, а делали рабами? Почему же убили теперь?
— Потому что вы тоже убивали их, — ответил другой шаман.
— Да. Это так. Вопрос в том, зачем мы убиваем и зачем — они?
Стас думал: его поймут, и собирался сказать о необходимости совместной борьбы с аллери, но…
— Убийство
Чем больше наглели шаманы, тем больше зверел Стас. Даже после боя у горы он пощадил бы пленного аллери, но сейчас не собирался щадить того, кто убил его парней.
— Ты изгоняешь нас? — переспросил Стас.
— Да! Уходите! Мы не станем помогать безрогим!
Стас оглянулся на своих. Кто-то понурил головы, но у некоторых горели глаза. С ним были те, кто верил своему вождю, и Стас решился. Это надо сделать, сказал он себе. Надо! Он шагнул и схватил шамана. Толпа ахнула. Один из его помощников сделал шаг, но отлетел от яростного удара ногой.
— Стоять! — крикнул Стас, выхватывая меч. Он приставил клинок к горлу шамана и смотрел, как бледнеет лицо под слоем грима. — Убийство есть убийство, говоришь ты? Тогда вот тебе и суд! Ты сам признал, что осудил ставров на смерть, ты, а не аллери! Что мог отказать людям, но не стал, значит — ты тоже убийца!
Стас знал, что шокирует всех, поднимая руку, тем более меч на шамана. Но иного выхода не видел. Они должны понять! Толпа прихлынула, но безрогие обнажили мечи и подняли над головами дубины. Все смешалось.
— Я, вождь Мечедар, наказываю тебя, шаман, за убийство!
Он легко поверг растерявшегося шамана наземь и занес меч.
— Держите его!
Двое безрогих прижали шамана к земле. Они поняли, что задумал вождь, и злобно ухмылялись. Шаман не двигался и почти не дышал от страха. Мечедар ударил. Кто-то вскрикнул, глядя, как рог от удара отлетел ему под ноги. Еще удар — и опозоренный шаман завыл, в бессильной ярости катаясь по земле. Он стал таким же отступником.
Толпа безмолвствовала, оглушенная невиданным кощунством. Шаманы были неприкосновенны, и Стас это знал. Но как еще сломить поганую касту, продающую братьев аллери?
— Поднимите его! — Воины вздернули шамана на ноги. Того было не узнать: перекошенная морда, когда-то грозно-надменная, а теперь расплывшаяся от пота и слез маска… — Эй, ставры! — крикнул Мечедар, держа шамана за заплетенную в косички гриву. — Смотрите на него! Вот, он безрогий, как и мы. Если думаете, что он невиновен, примите его, пусть он снова будет вашим шаманом!
И Стас с силой толкнул шамана в толпу. Ставры расступились.
— Что же вы? Только что вы поддерживали шамана, кричали нам: «Прочь!» А теперь что? Я не убил его, как он — моих братьев, я — не убийца, я просто отрубил ему рога! И вы отвернулись
Шаман упал на колени и завыл, держась за обрубки. Толпа расступилась. Никто, ни один ставр не вышел, не встал рядом с отверженным, не пожалел и не поддержал.
«Что же вы за люди!» — хотелось крикнуть Стасу. Но перед ним не люди, а ставры — существа со своей историей и обычаями. Этого он не учел.
— Что изменилось в нем, ставры? Почему вы отворачиваетесь от него? — Стас не издевался, говорил совершенно серьезно. — Только из-за рогов? Ведь он остался тем же ставром! Вы слепцы, если не видите этого!
Ставры молчали. Глядя на озеро рогатых голов, на угрюмые, опасливые взгляды, Стас понял, что их не воспринимают как освободителей — лишь как шайку бандитов, которая чудом разбила аллери, а сейчас вершит не понятный никому самосуд.
— Что вы цените в себе: душу или это! — Мечедар поднял с земли обломок рога и запустил в толпу. Молчание. Даже безрогие замерли, только сейчас по-настоящему ощущая идею своего вожака. Равенство. Всех!
— Пока вы не поймете это, вы навсегда останетесь рабами! — сказал как припечатал Мечедар. — Не рога красят ставра, не грива, не богатство. А дела. То, что он делает, и делает не для себя! Мне, — он указал на шамана, — его позор не нужен, мне надо, чтобы вы проснулись!
— Ты не должен был этого делать, Мечедар, — угрюмо произнес Лютоглаз.
Отряд возвращался обратно. Происшествие в клане поразило всех, и многие не сдерживали эмоций, с обожанием глядя на вождя. Но Стас был мрачен. Ему не нужны эти взгляды. Он хотел освободить ставров от шаманов, но оказалось, что вековые предрассудки сильней. Можно убить шаманов или изгнать, но уничтожить обычаи предков, даже если они дурны и глупы…
— Ты поступил несправедливо.
— Несправедливо? Он распял наших братьев, а ты толкуешь о справедливости?
— Не он. Аллери.
— Нет, он! — Стас уже забыл, что когда-то боялся взгляда Лютоглаза, и вперил в могучего ставра глаза. — За ним было последнее слово! Он мог их спасти, но не стал!
— Ты опозорил шамана. Лишил его рогов без суда.
— Вот и посмотрим, как теперь станут его уважать! — усмехнулся Стас.
— Я говорил: мы для них — отступники. Твой поступок вызовет лишь злобу.
— Они — предатели, Лютоглаз! Предатели своего народа!
— Успокойся, Мечедар. Я думаю, ты допустил ошибку. Эти ставры уже никогда не поддержат нас.
— Ему голову отрубить надо было, а не рога! Он своих продал! Наших с тобой братьев! Что бы ты сделал, безрогий Лютоглаз? Ушел бы, когда этот подонок сказал тебе: «Вон!»?
— Я не делал бы того, что сделал ты. Ты жесток, как наши враги аллери…
— Что ты сказал? — Стас запрокинул голову и расхохотался. — Ты прав, Лютоглаз, как же ты прав!
Он прервал смех.