Путь домой

Ильченко Константин

Семья жила дружно, отец работал на шахте, ходил в передовиках. Постепенно шахтерский посёлок расстраивался, и в конце концов в 1937 году стал городом Свердловском. Почему именно так, никто доподлинно не знал. Тётки-всезнайки говорили, что мы теперь города-побратимы со Свердловском – с тем, который на Урале. Кто-то доказывал, что во времена революции сюда приезжал Свердлов, соратник самого Ленина, с единственной целью: агитировать за советскую власть. Как бы там ни было, город рос, создавались новые семьи, рождались дети. Жизнь шла по своим законам, неподвластным людям. После семилетки молодежь шла в ФЗУ – фабрично-заводские училища.

Их наличие оправдывало постоянно возраставший спрос на рабочие кадры.

Старшая дочка Надюша, по настоянию товарища отца и своего крестного, члена месткома на шахте, в 1938 году по комсомольской путевке уехала в Забайкальский город Петровск. Там разворачивалась грандиозная стройка металлургического комбината. Наде очень хотелось поехать, ведь это перемены в жизни, новые люди, знакомства, да и вообще это, в конце концов, комсомольская стройка. Как она, вечно выступающая на собраниях, борющаяся за правду, пользующаяся заслуженным авторитетом среди товарищей, вдруг останется прозябать и со стороны наблюдать, как вершатся славные дела. Нет уж, извините, Надя не такая!

И действительно, она была не такая. Девочка росла настоящим лидером. Она верховодила в любой компании, за словом в карман не лезла и при случае могла так осадить, что даже взрослые, пощелкивая языком, предпочитали с ней не связываться. Но это касалось принципиальных вопросов, а в жизни Надя была очень весёлой и задорной девушкой, она умела притягивать к себе людей, вокруг неё всегда вилась стайка молодежи. Не было такого понятия, что она водится только с девчонками, нет – рядом с ней и мальчишки себя чувствовали просто и уверенно, царил какой-то товарищеский дух. Парням и в голову не приходило грубить или уж тем более пошлить, к девчонкам относились уважительно. И за эти порядок и гармонию благодарили Надю, которая, как настоящая хозяйка, сверху наблюдала за всеми и регулировала отношения. За эти поистине лидерские качества её любили, уважали и доверяли ей.

Конечно же её решение уехать у многих вызвало настоящий шок. Как же так? Что же теперь будет? Кто будет собирать комсомольские активы, проводить бесчисленные мероприятия, выступать на собраниях? Ведь за этим всем стояла Надя. Красивая, умная и веселая девчонка, которая, если что, спуску не даст никому. Одним словом, настоящая донская казачка.

– Ох ты, боже праведный, что ж это делается? Отец, ну хоть ты-то скажи… сидишь молча. Как можно отпускать дитя в такую даль? С кем она там будет?

За столом собралась вся семья, Нина и Аня плакали, Павлина, совсем маленькая, молча наблюдала за происходящим, сидя на коленях у отца. Григорий потирал затылок. Оно и вправду, куда ж девке ехать в такую даль, мало ли какие люди повстречаются? И что потом делать?

Но и с другой-то стороны, что ей тут-то маяться? Оно, конечно, парней и здесь пруд пруди, каждый не прочь окольцеваться с такой видной барышней. Но как ей запретишь ехать – у неё ж нрав, как у молодой и необъезженной кобылы. Одно слово, казацкая порода, обрубит так, что вроде и обижаться не за что, а второй раз уже и подумаешь, стоит ли ей перечить. Отец улыбнулся, что-то вспомнив из жизни, и решительно заявил:

– Вот что, мать, хватит слёзы лить, времена нынче не те, – видишь, страна какую стройку затеяла. Да и Надя уже за твой подол не прячется, пора на ноги становиться, или ты думала, что дети до смерти с нами будут? Пусть едет, ничего там страшного

нет, да и кум заверил, что там всё серьёзно. – Надя подняла расширенные от удивления глаза, она не верила своим ушам. Девушка ожидала, что отец будет противиться её решению, что уж он-то точно не захочет её отпускать. Какой же он у меня хороший, подумала Надя.

– Кум говорит, что за ними пригляд будет, – с ребятами едет кто-то из райкома, он и станет отвечать за них в дороге, и там будет, аж пока все не определятся. И потом, дочка не одна едет, со всего города добровольцев набирают. – Мать с ужасом смотрела на отца. «Что ж ты мелешь?!» – читалось в её глазах. – Да что ты, мать, пусть едет, засиделась она тут. Для Надюшки простор нужен, она птица большого полёта, правильно говорю, дочка?

У Нади от счастья и любви к своим близким на глазах выступили слёзы. Проводы были весёлые, уезжающих до станции провожали чуть ли не всем посёлком. Матери плакали, мужики под гармонь плясали, а отправлявшаяся в далёкий путь молодежь смело смотрела в будущее и верила, что оно обязательно будет счастливым и очень интересным.

Время шло, жизнь на месте не стояла, дети росли. Гриня, так на казацкий манер его звала мать, не стал исключением. В 1941 году он стал первокурсником ФЗУ. Но окончить его было не суждено – грянула Великая Отечественная война.

Глава 3

Бои под Миусом стали чёрным мазком в жизни шахтёрских семей. В декабре 1941 года всех мужчин, которые еще работали в шахтах и имели бронь от войны, по приказу советского командования немедленно определяли в ополчение и предписывали явиться в военкоматы. Таким образом в срочном порядке из необученных людей сформировали ополчение, которое вливалось во вновь сформированные дивизии.

Перед ними стояла одна задача – держать немцев, они имели право только лишь на смерть. В бой уходили в гражданской одежде, переодеваться было не во что. Часто уходили с одной винтовкой на двоих, а то и на троих. Задержать продвижение гитлеровской армии хотя бы на полдня – это тогда было архиважно. Задержка давала возможность Красной Армии оторваться от преследования противника.

Шахтеры в прямом смысле шли на убой, они это понимали, и в этом был их подвиг. Это потом их назовут героями, а их дивизии – шахтёрскими, тогда же они были смертниками. Тогда они встали живым щитом на пути немецкой армии, в самом прямом смысле этого слова.

В начале ноября 1941 года фронт остановился на Миусе и Северском Донце. Постоянные контратаки советских войск сковывали большие силы врага на южном крыле в ответственный период битвы под Москвой.

Самым страшным для жителей Ряженого и Матвеева-Кургана, что на Примиусье, оказался конец зимы 1942 года, когда всего за несколько дней заснеженные балки, поля и холмы вокруг почернели от крови и шинелей бойцов Красной Армии. В полях лежали неубранными тысячи тел – все эти люди погибли в декабрьских и январских боях. Погибшие несколько месяцев так и пролежали в полях, а местные жители не могли их похоронить. Те, кто видел эту картину, будучи ребенком, потом признавались, что ни до, ни после не видели ничего страшнее.