Путь домой
Шрифт:
«Я ж говорил; я ж говорил».
Вот уже и рудник – центр поселка, вон бараки, а дальше – железка. Возле шахтных бараков вдоль дороги стояли люди – преимущественно родственники тех, кого отправили в эвакуацию. Они пристально вглядывались в идущих, пытаясь признать своих. Женщины громко выкрикивали имена, кто-то пытался прорваться прямо в колонну, видно, узнав сына или дочь, но тут же немецкие солдаты бесцеремонно выталкивали их обратно.
Да, Ванька прав, нас ведут мимо дома. В груди стало жарко, а на душе – неспокойно. Страх подкрадывался всё ближе и ближе к центру живота. Это что, уже всё? Я никогда не увижу отца, маманю, сестренок?
Немцы оцепили колонну пленных, но их всё равно не хватало, а в условиях беснующейся толпы у дороги они то и дело вынужденно отвлекались на людей, кричащих и пытающихся вытащить из колонны своих родственников.
Бежать, только бежать, и делать это нужно прямо сейчас, другого шанса не представится. Справа в колонне, где шел Гриша, было два охранника, один постоянно убегал вперед, а второй находился рядом. «Если сейчас рвану, то он меня пристрелит, а если не рвану – то через минут пять выйдем на открытую местность, где не будет уже толпы, и там вообще не сбежать». На какой-то миг второй охранник быстрым шагом тоже направился в голову колонны – там что-то стряслось, прозвучала автоматная очередь. Не помня себя, Гриша, что есть мочи, кинулся в толпу к дороге, его заметили. Кто-то из немцев пальнул в воздух, народ в толпе закричал. В панике часть людей подалась в сторону колонны, часть – от неё, и из-за этого немцы-конвойные немного растерялись.
Свежий ветер влетал в лёгкие и вылетал из них с такой лёгкостью, что Гриша не чувствовал усталости, ему казалось, что он не бежит, а летит. От страха где-то на уровне пупка в животе пекло. Он знал, что охранники видели его побег, и даже заметил краем глаза, что за ним погнались. Самое страшное, что шаги, его преследовавшие не умолкали. Вот уже и бараки позади остались, а за ним всё гонится кто-то. Повернуть голову нельзя, потому что замедлится бег, но это не главная причина. Гриша боялся посмотреть назад, потому что было страшно. Страшно увидеть там сзади немца, гадко улыбающегося в лицо ни в чем не повинной медсестре Даше, а теперь желающего убить его, Гришу.
Мурашки пробежали по спине, хотелось кричать и звать на помощь. Дышать уже становилось трудно, всё-таки усталость давала о себе знать. И в тот момент, когда Гриша уже не мог бежать и готов был остановиться, просто упасть на землю, шаги сзади пропали. Он пробежал, точнее, проковылял еще немного, – да, действительно, за ним уже никто не гнался. Значит, отстали. Он остановился, повис на заборе, стараясь отдышаться. Слёзы потекли из глаз. Он плакал оттого, что жив, что скоро увидит родителей и любимых сестёр.
Какое же было его удивление, когда через два дня он встретил Ваньку. Оказывается, он тоже рванул за Гришей и это его шаги Гриша слышал позади себя, приняв их за немецкую погоню. Как же тогда они смеялись, вспоминая эту историю, они были благодарны судьбе и по-настоящему счастливы. Они спаслись!
В результате стремительного отступления советских войск, точнее сказать – бегства, значительная часть беженцев так и не успела эвакуироваться.
Глава 4
Во время оккупации немецкими войсками города Свердловска, а это произошло в 1942 году, Грише исполнилось шестнадцать. Он был русоволосым парнем, очень крепким, любил играть в футбол и обладал всеми качествами лидера. Были, конечно, ребята и покрупнее его, но он всегда
Оккупация города привнесла с собой, кроме облав и арестов, еще и некое оживление. Немцев в городе было мало, за ними числилась комендатура, подчинённое ей подразделение немецких солдат и местная полиция. В самом же городе расквартировали румынские войска. Румыны оказались очень способными к наведению деловых отношений с местным населением. Товарообмен осуществлялся на каждом шагу, на городском базаре нередко видели румынского офицера, сбывающего парашютный шелк.
Городской рынок, люди снуют, предлагая всё что угодно. Вот мужик выложил перед собой на газетке старые подковы, а баба хочет выменять поношенный платок на кусок немецкого мыла. Кругом гвалт, ругань, смех, солёные шуточки в сторону молодух, сплёвывавших семечки. В самой бойкой точке городского рынка стоял деревянный сарай, выполняющий одновременно роль склада и торговой точки. Рядом с ним пристроился паренёк, кепку свою надвинул на глаза, а от палящего солнца спрятался за выступающий карниз склада.
Мальчишка явно выглядел старше своих лет, да и всем своим видом старался показать, что он не салабон мелкий. Рубашка сидела на нём ладно, пацан явно дружил с физкультурой, ростом выше своих сверстников, а его русые волосы выбивающиеся из-под кепки, придавали облику уверенность и даже некую лихость. Он зорко следили за снующими туда-сюда людьми – парень был тут не просто так, а выполнял задание Лёхи: искал знакомого румына. Тот был обыкновенным солдатом, звали его Георгом; весёлый парень очень любил качественно выгнанный первак, т. е. самогон. За этот, как он говорил, напиток счастья, платил щедро, если не деньгами, то всякими нужными в хозяйстве вещами. Теперь же требовались немецкие ранцы, очень удобные и практичные. Лёха сказал, что скоро они могут им пригодится.
Вскоре Гриша увидел Георга – тот по обыкновению размахивал руками, пытаясь сторговаться с крупной женщиной, которая не хотела уступать и была очень убедительной. Она применяла в своём лексиконе такие словечки, против которых даже румын оказался бессилен. Он, чертыхаясь, приблизился к поджидавшему его мальчишке.
– Ну что, славянский друг, чем порадуешь? – на хорошем русском приветствовал знакомца румын.
– На вот, для затравки посмотри – за три пачки сигарет отдам. – Мальчишка протянул солдату искусно сделанную зажигалку из гильзы крупнокалиберного патрона. Она была большой и отполированной. Глаза Георга загорелись, но больше двух пачек он давать не хотел. Сошлись на этом. Про ранцы обладатель новой зажигалки и слышать ничего не хотел, потому что румынских ранцев не имелось, применялись только немецкие. Но и те уже практически все выменяли еще раньше, зато теперь румынские солдаты сплошь носили вместо них обыкновенные мешки.
– Слышь, Жор, а можешь немецкую финку мне смастырить, а?
– Во-первых, я тебе не Жора, а Георг, у меня в роду князья были, а во-вторых, тебе что, на виселицу невтерпёж – куда ты с немецким ножом, на рыбалку ходить будешь? Больше не спрашивай за это. А вот про ранцы еще подумаю, может быть, у кого и остались, но менять буду только на первак.
– Ладно не обижайся, просто у нас кто Георгий, то он же Жорка или Юрка. Но князь с тебя, честно скажу, прямо никакой! Чего только ботинки твои разбитые стоят! – Гришка громко засмеялся. – Видать вас, князьёв, хреново снабжают!