Путь Дракона

Отступник вжался в тени скалы, молясь неизвестно кому, чтобы существа на мулах, в ущелье внизу, его не заметили. Руки болели, мускулы ног и спины дрожали от усталости. Тонкая ткань его церемониальных одежд трепетала на холодном ветру, пропахшем пылью. Он рискнул взглянуть вниз на тропу.

Пять мулов остановились, но священники не спешились. Их одежды были более прочными и теплыми. Древние мечи, притороченные к спинам, сверкали ядовито-зеленым в лучах утреннего света. Лезвия, выкованные драконами. Они несли смерть любому, чьей коже нанесли хотя бы порез. Со временем, их яд убивал и владельцев мечей. Поэтому отступник не сомневался, что

Хорошо. Ему польстило то, что они так серьезно к нему отнеслись.

Священник, возглавляющий поисковый отряд, поднялся в седле, щурясь от света. Отступник узнал голос.

— Выходи, сын мой, — прокричал первосвященник. — Тебе не убежать.

Все внутри отступника похолодело. Он уже двинулся, чтобы спуститься вниз. Но остановил себя.

Возможно, сказал он себе, возможно спасения нет. А вдруг есть.

На тропинке, фигуры в тёмных балахонах переминались, поворачивались, переговаривались друг с другом. Он не слышал слов. Он ждал, а его тело мёрзло и коченело, словно труп который никак не расстанется с жизнью. Казалось что прошло не меньше половины дня, пока преследователи внизу совещались, правда солнце за это время едва ли на градус переместилось в чистом голубом небе. И наконец, в паузе перед очередным вздохом, он почувствовал как мулы снова двинулись вперёд.

Он не решался пошевелиться, боясь задеть камни и столкнуть их вниз по крутому склону горы. Он еле сдержал усмешку. Существа, которые когда-то были людьми, медленно двинулись верхом на мулах вниз по тропе к краю долины и повернули на юг, следуя широкому изгибу дороги. Когда последний из них скрылся из виду, он выпрямился, уперев руки в бока, торжествуя. Он все еще жив. И они не знали, где его искать.

Несмотря на все, чему его учили и во что он верил, дары богини пауков не выдавали правды. Ее служители получали кое-что взамен, но только не правду. Казалось, вся его жизнь была оплетена паутиной убедительной лжи. Он должен был почувствовать растерянность. Опустошение. Но вместо этого он чувствовал себя так, словно вырвался из объятий смерти навстречу белому свету. И обнаружил улыбку на своем лице.

Оставшийся путь вверх по западному склону дался ему с трудом. Его сандалии скользили. Каждый уступ, за который он мог уцепиться, еще нужно было найти. Но все же, когда солнце оказалось в зените, он достиг вершины. На западе лежали горы, над ними вздымались густые облака и мягко стелилась серая вуаль грозовых туч. Но за дальним перевалом он разглядел землю. Равнину. На расстоянии она казалась серо-голубой. Ветер на вершине горы рвал его кожу будто когтями. На горизонте сверкнула молния. Словно в ответ прозвучал крик ястреба.

В одиночку, пешком, путь туда займет недели. У него не было еды и, что хуже, воды. Последние пять ночей он спал в пещерах или под кустами. Его бывшие братья и друзья — люди, которых он знал и любил все жизнь — прочесывали дороги и деревни, намереваясь убить его. Не говоря уже о том, что тут любили охотиться горные львы и волки.

Он провел рукой по своим густым, жестким волосам, вздохнул и начал спускаться. Возможно, он погибнет прежде, чем сумеет добраться до Кешета и достаточно крупного города, в котором удастся затеряться.

Всего лишь возможно.

С последним лучом заходящего солнца он нашел каменистый выступ рядом с мелким мутным ручьем. Он пожертвовал ремешком своей правой сандалии, чтобы смастерить грубый лук и разжечь огонь. Так как с неба спустился безжалостный холод, он присел на корточки вблизи высокого кольца камней, которые прятали его небольшой костер. Сухой кустарник горел жарко и почти не дымил, но прогорал слишком быстро. Он ритмично подкладывал один маленький прутик за другим в огонь, не позволяя ему разгореться слишком сильно и выдать его укрытие тем, кто охотился за ним, но и не давая ему угаснуть. Тепло не поднималось выше его локтей.

Где-то вдали послышался звериный рев. Он старался не обращать внимания. Его тело болело от истощения и перенапряжения, но разум, больше не занятый опасностями путешествия, мыслил невероятно быстро. Во тьме память его обострилась. Чувство свободы и открывшихся возможностей уступило ощущениям потери, одиночества и тоски. Которые, как он считал, могли убить его быстрее, чем хищная кошка.

Он родился среди холмов, похожих на эти. Юность его прошла в забавах с ветками деревьев и корой, которые заменяли ему меч и хлыст. Чувствовал ли он когда-нибудь желание присоединиться к монахам в их огромном скрытом от людских глаз храме? Вероятно, да, хотя теперь, сидя в своем каменном убежище и ежась от холода, он с трудом мог себе это вообразить. Он помнил, как задрав голову с восторгом смотрел на высокие каменные стены. На высеченные в камне статуи всех тринадцати рас, обдуваемые ветрами и омываемые дождями так, что в конце концов все они — синнай и тралгу, южане и первокровные, тимзинай и йемму и утопленные — обрели одинаковые лица, лишенные выражения, и сжатые кулаки. Они были неотличимы друг от друга. Лишь широкие крылья и острые зубы дракона, изогнувшегося над ними, оставались такими же четкими, как прежде. И черные буквы, выбитые на черном металле огромных ворот, на языке, которого не знал никто в деревне.

Став послушником, он узнал, что значили эти слова. "Согнут, но не сломлен". Когда-то ему казалось, что он понимает истинное значение этих слов.

Легкий ветерок взметнул искры, похожие на светлячков. Немного пепла попало ему в глаз, и он потер его тыльной стороной ладони. Кровь его ускорила течение, отзываясь на что-то чужеродное. Богиня, подумал он. Он пришел к огромным воротам с другими мальчишками из деревни. Он отдал себя — тело и душу — а взамен…

Взамен открылись тайны. Сначала только знания: буквы, чтобы читать священные книги; числа, чтобы вести храмовые записи. Он прочел истории об Империи Драконов и ее падении. О том, как богиня пауков придет в мир, чтобы воздать всем по заслугам.

Они говорили, что обман не имеет над ней силы.

Он проверил это, конечно. Он верил им, и до сих пор проверял. Он бы соврал жрецам, просто чтобы увидеть могло бы это закончиться. Он выбрал те вещи, которые мог бы знать только он: имя клана своего отца, любимые блюда своей сестры и свои собственные мечты. Жрецы пороли его когда он говорил неправду, и щадили его когда он был правдив, они никогда, никогда не ошибались. И его уверенность росла. Его вера росла. Когда жрецы выбрали его для посвящения в послушники, он был уверен, что его ждут великие дела, поскольку жрецы говорили ему, что это так.

Когда кошмар посвящения остался позади, он ощутил силу богини пауков в своей крови. Впервые он почувствовал чужую ложь, и словно новое чувство открылось ему. А когда он заговорил голосом богини, он почувствовал, как слова его, словно сотворенные из огня, побуждают верить.

И когда он лишился ее благословения, он почувствовал, что ему могли говорить и неправду. Ведь может и не быть места под названием Кешет. Он верил в его существование так сильно, что рискнул своей жизнью, чтобы слетать туда. Но он так и не побывал там. Метке на картах могли быть ложными. Из-за того, что могло и не быть драконов, империи и великой войны. Он никогда не видел океана, его могло и не быть. Он знал только то, что сам видел, слышал и чувствовал.