Путь гейши
Шрифт:
Чтобы говорить и быть услышанной, нужно сперва оставить обиды в прошлом.
Мия почтительно и церемонно поклонилась:
– Господин Такухати, я виновата перед вами. Я глубоко сожалею, что оскорбила вас отказом. Простите меня. Клянусь, что, если бы вы сперва поговорили со мной, я предупредила бы вас о своем нежелании становиться вашей наложницей.
Он тяжело выдохнул сквозь стиснутые зубы:
– Не хочешь быть моей, Мия?
– Не хочу принадлежать мужчине, для которого я всего лишь шлюха.
Теперь на лице Акио отразилась боль.
– Я был не прав, – тяжело и медленно выговорил даймё. – Если сможешь, то… Нет, не так… – Он помолчал, а потом поднял на нее взгляд и выговорил, словно шагая в бездонную пропасть: – Я прошу, прости меня.
По лицу даймё было видно, как тяжело ему было произнести это.
– Вы?! Меня?
Он кивнул.
Десятки раз Мия представляла себе этот разговор, но никогда в самых смелых фантазиях не мечтала о подобном.
Реальность дала трещину. Высокорожденный самурай, один из первых по знатности людей в стране просил прощения у беглой гейши. Разве это может быть правдой? Раньше Дзигоку замерзнет, чем Акио Такухати с его властностью и гордостью попросит прощения.
Мужчина не просит прощения у наложницы. Самурай не просит прощения у того, кто ниже по статусу. Но странное дело, Мия почувствовала, что это не унизило, а возвысило Акио в ее глазах.
Стало легко-легко. Невысказанная обида была грузом, камнем на шее. Мия носила ее с собой все эти дни, а вот теперь избавилась в одно мгновение.
Она молчала, все еще пытаясь осмыслить его слова и понять свои чувства, и напряженное ожидание на лице даймё сменилось бесстрастной маской.
– Не простишь? – сквозь зубы спросил он и отвернулся.
Мии показалось, что она упустила время. Что он сейчас уйдет. Она порывисто шагнула навстречу и ухватила его за рукав, пытаясь удержать.
– Прощаю! Подождите!
Он обернулся, и у нее перехватило дыхание от его взгляда – столько желания и яростной тоски сейчас читалось на лице мужчины. Все слова вдруг забылись и стали неважными, остался только полный страсти взгляд.
Снова вспомнилась ночь мидзуагэ, когда она была покорной, а он – нежным. И наслаждение, которое Мия испытала в его объятиях. По коже забегали сладкие мурашки. Мии вдруг очень захотелось коснуться его упрямо сжатых губ. Совсем легонько, как бабочка касается цветка.
Словно угадав ее желание, он стиснул девушку так, что стало больно.
Все мысли вылетели из головы, остался только голодный огонек в его глазах и теплое дыхание на губах.
– Я верю… что вы не хотели… обидеть меня… – проговорила она, запинаясь. Сама не понимая, что несет.
– Но я хотел, – очень тихо и грустно возразил Акио. – Тогда – хотел.
Поцелуй был похож на глоток саке в промозглый зимний вечер. От него по телу пробежала сладкая огненная волна, выдуло все мысли из головы. Мия прижалась к мужчине, покоряясь, отвечая, отдаваясь его воле. Он был то настойчив, то нежен, то почти груб. Прикусывал ее нижнюю губу, дразнился, вторгался в рот возбуждающей пародией
Он оторвался от нее, пробормотал: «Моя!» – и застыл, стискивая в объятиях. Мия потянулась поцеловать его снова, чувствуя возбуждение и неудовлетворенность, но он отстранился.
– Нет. Или я возьму тебя прямо здесь. Я хочу тебя, Мия. Каждый день и каждую ночь. Хочу раздевать, ласкать, брать. – Его голос внезапно охрип. – Хочу знать, что ты только моя. Что никто другой больше не увидит твоего тела и не коснется… – Он осекся, а потом посмотрел ей прямо в глаза. – Тебе будет хорошо со мной, обещаю.
От его низкого хриплого голоса Мия задрожала. Отнюдь не от страха.
Сладко… сладко и безумно возбуждающе чувствовать себя настолько желанной для этого сильного мужчины.
– Поклянитесь, что не обидите меня больше!
– Клянусь! – Он прижал девушку к себе с такой силой, что у Мии вырвался задушенный писк, и выдохнул в полуоткрытые губы: – Не обижу! Больше – никогда!
Спуск с холма запомнился как в тумане. Мия чувствовала на себе вожделеющий взгляд, от которого полыхали щеки и уши, а в ушах еще звучали слова, сказанные им на вершине.
Конечно, она всегда знала, что Акио ее хочет. Но одно дело просто знать, а другое – услышать полное страсти признание.
Чтобы отвлечься от непристойных мыслей, девушка спросила у него, как она оказалась на Эссо.
– Я помню только, как вы спорили на берегу с тем господином. Он сказал, что вы скоро женитесь…
Акио усмехнулся:
– Уже не женюсь. Наместник не хотел отдавать тебя. И я его убил.
Мия споткнулась, остановилась и уставилась на него круглыми от изумления глазами.
– Убили?!
Это казалось абсолютно невозможным. И все же по лицу даймё было видно, что он не лгал.
Разве бывает так, чтобы высокородные самураи убивали друг друга ради какой-то гейши?
Акио тоже остановился и обернулся на нее. На лице даймё появилась чуть снисходительная улыбка.
– Убил и не жалею об этом. Потом я увез тебя на Эссо. Ты была очень больна.
Из обрывков бреда и кратких проблесков сознания, которые сохранила память, всплыл образ офуро с нестерпимо горячей водой, повелительный голос: «Дай руку», – знакомое покалывание магии и жидкий огонь, хлынувший в пальцы.
– Вы лечили меня?
Он кивнул.
– Ты идешь? Или мне тебя на руках отнести?
Мия бездумно поплелась за ним. В голове билось рефреном: даймё Такухати убил ради нее человека. И не какого-то отщепенца, бродягу. Убил равного по положению.
Ради Мии…
– У вас будут проблемы? – наконец выдавила она.
– Справлюсь.
– А сёгун…
– Это не его дело. У Ясукаты нет права вмешиваться в дуэль чести. Но теперь Асано мои враги. О свадьбе не может быть речи.
Вот почему он не женится. Он собирался взять невесту из рода Асано, а из-за Мии это невозможно…