Путь из ада
Шрифт:
Глава 11
Не просто тишина — а гораздо тише. И не просто темнота — а полный мрак. И не просто полное отсутствие запахов, а нечто стерильное — некий колодец, созданный с непонятной целью или вообще без цели, подземелье без стен, потолка и пола, лишенное воздуха и малейшего дуновения ветерка, а также всего того, что можно определить с помощью органов чувств, — какая-то уходящая в бесконечность внешняя оболочка из ничего, абсолютный нуль...
...и возник свет.
Сначала мрак кромешный превратился просто во мрак. Затем непроницаемая темнота стала черной как деготь. Потом — просто чернотой. Наконец — просто темнотой. Свет возникал постепенно, по чуть-чуть, пока не достиг яркости лунного света, хотя откуда он исходил, понять было невозможно.
Затем он начал различать звуки.
Пощелкивание...
Жужжание...
Звуки, похожие на работу магнитных лент, когда они наматываются или разматываются на бобинах...
Все шумы, характерные для работы сложной машины, когда она занимается тем, к чему ее предназначили создатели. После того как у него в мозгу осмыслилось слово “машина” как первое конкретное понятие во всем его значении, возникшее на стадии медленного пробуждения, то на ум пришли и другие содержательные мысли и стали возникать вопросы.
Где он? Мысль плясала вокруг этого вопроса, отдавая себе отчет, что человек, у которого нет ни малейшего понятия, где он находится, либо пьяный, либо не в своем уме или же был умышленно накачан наркотиками. Да-да, весь набор расхожих фраз из его исторических романов возник в его мозгу. Но по мере того, как он их осмысливал, сразу отвергал одну за другой, пока не пришел к выводу, что избитые штампы здесь неприменимы. Так где же он, черт побери?!
Он чувствовал стул под собой. Нет, не совсем стул, а что? Это больше походило на бархатную кушетку, автоматически меняющую свою форму, — сейчас она сложилась и приобрела очертания кресла, чтобы он мог принять сидячее положение. Штуковина была так хорошо отрегулирована, что хотя сначала он и испытывал некоторые неудобства, то сейчас ощущал себя вполне комфортабельно.
Почему бы ему не открыть глаза?
"Еще нет”, — прошептал прямо в нервные окончания, предназначенные в мозгу для восприятия звуков, шелестящий голос с магнитной ленты. Слова были беззвучными и воспринимались, а не слышались, и он знал, что прямо в его голове раскручивается какая-то лента.
"Где я?” — мысленно спросил он машину.
"Нет еще”.
Он подчинился, пытаясь проникнуть в то, что еще могло скрываться в окружающем его странном мире, сотканном из серого света, мягком, как мышиная шерстка, и напрочь лишенном каких-либо форм. Он мог ощущать некую ткань, из которой был сделан ремень, закрепленный у него на поясе, аналогичные путы притягивали его руки к краям кушетки. Пошевелив ладонью, он ощутил нечто странное, доселе неведомое, и испытал страх, доныне ему незнакомый. Ощущение было таким, словно он заставляет двигаться свою руку, а это рука чужая, но тем не менее повинуется ему как собственная.
"Расслабься”, — настаивал бестелесный голос с ленты.
Он вновь шевельнул пальцами. Сжал, разжал и потер ими один об другой. Реакция была быстрой и приятной — доподлинная плоть и кровь. Проблема, однако, осталась — у него вновь возникло чувство страха: пальцы двигались слишком быстро и казались излишне нежными. Это ощущалось скорее как преувеличенные, нереальные, однако осязаемые эффекты в сенсорном фильме в специально оборудованном зале, где все воспринимается лучше, чем в жизни, и гораздо ощутимее (и вовсе не потому, что сам кинотеатр предназначен именно для этого, а из-за того, пожалуй, что никто из людей не в состоянии точно оценить, какими же на самом деле должны быть эмоции и восприятия, и посетители охотнее платят за сверхощущения, чем за то, что чувства, внушаемые им с экрана, адекватны по воздействию их собственным).
Он попытался заговорить.
И не смог.
Его лицо напряглось не больше, чем обычно для того, чтобы произнести нужные слова, но выражение лица получилось совсем другим. Словно лицо было не его, а чье-то еще.
Ему захотелось закричать.
"В чьем я теле?” — беззвучно спросил он машину.
"В твоем”.
"Нет!"
"В твоем”.
"Пожалуйста! В чьем я теле?"
"Это твое тело”.
"Скажи мне, почему?"
"Нет еще”.
"Когда?"
"Жди”.
Он попытался разгадать загадку места своего пребывания, вдыхая и пробуя воздух на вкус. Но атмосфера была полностью стерильной — легкий привкус антисептиков и больше ничего. Что это — больница?
"Сейчас проведем тест”, — произнес голос.
"Что ты имеешь в виду?"
"Говори!"
"Я не могу говорить”.
"Говори!"
— Проклятие! Я не могу говорить! — взревел он и тут же понял, что слова, сформированные в мозгу, активизировали голосовые связки и сорвались с языка и губ. Это показалось почти что чудом.
"Вполне достаточно”, — произнес голос.
— Где я? Что со мной сделали? — У него это вырвалось таким тихим напряженным шепотом, что могло показаться, будто слова произнесены скорее мысленно, чем вновь обретенным голосом.
Голос?..
— Это не мой голос, — заявил он. Тон был слишком высоким и не совсем походил на низкий мужской баритон, какой он привык у себя слышать.
"Это твой голос”.
— Но я...
"Подожди. Если это не твой голос, то кто же тогда ты и как должен звучать твой голос?"
Он с ужасом осознал, что не только не знает, кто или что захватило его и где он теперь находится, но и то, что даже не представляет, кто же он на самом деле.
— Кто я? — робко поинтересовался он. “Вскоре я восстановлю твою память полностью. Нервные окончания ее клеток были временно отсоединены. Терпение! Жди!"
— Но...
"Сначала пройдут тесты. После них ты все узнаешь”.
Он выполнял все требования — пошевелить ногами, ладонями, руками. Его ноги и руки освободили от пут, но не сразу, а одну за другой, так, чтобы он не мог выпрыгнуть и убежать. “Вряд ли я на это отважился бы, — подумал он. — Очутиться в мире, который не знаю, почти слепым и лишенным чувств”. Затем нервы, связанные с обонянием, протестировали на множество запахов, которые он зачастую не узнавал — не потому, что не чуял их, а потому, что они не относились к запахам, привычным обитателям.., чего же? Он забыл.
"Теперь короткий сон”, — распорядился голос с ленты.
— Моя память! — воскликнул он.
Но тут же погрузился в сон...
Желтое...
"Какой это цвет?” — спросили у него.
— Желтый.
"А этот?"
Перед его глазами ничего не было, кроме мерцающего голубого, — таким бывает цвет неба над Землей. Он назвал оттенок машине.
"Теперь этот?"
— Пурпурный.
"В данный момент голубой ближе к тому, что ты назвал пурпурным, чем голубой к тому цвету, что ты видел перед этим”.