Путь к империи
Шрифт:
Совещание о перемирии происходило в главной квартире, в доме Сальматориса, в то время дворецкого сардинского короля, а впоследствии префекта дворца Наполеона. Пьемонтский генерал Латур и полковник Лас Косте [18] участвовали как представители короля. Граф Латур был старый солдат, генерал-лейтенант сардинской службы, противник всяких новых идей, человек малообразованный, посредственных способностей.
Полковник Лас Косте, уроженец Савойи, был в расцвете сил. Он был красноречив, остроумен и производил выгодное впечатление. Условия, выставленные французами, были следующие: король должен был выйти из коалиции и послать уполномоченного
18
Полковник Лас Косте – начальник штаба пьемонтской армии.
Французская армия будет занимать всю местность, находящуюся в ее обладании к моменту заключения перемирия. Военные дороги во всех направлениях будут открыты для свободного сообщения из армии во Францию и обратно. Валенца будет эвакуирована неаполитанцами и немедленно передана французам на то время, пока они не закончат переправу через реку По. Местная милиция разоружается, а регулярные войска распределяются по гарнизонам таким образом, чтобы никак не тревожить французскую армию.
Теперь австрийцев, оставшихся в изоляции, можно было преследовать в глубь Ломбардии, а освободившуюся часть войск Альпийской армии перевести в Италию. Протяжение коммуникаций с Парижем сокращалось наполовину. Наконец, были получены опорные пункты и большие артиллерийские склады для формирования осадного парка и осады самого Турина, если Директория не согласится на мир.
Вслед за заключением перемирия и по занятии крепостей Кони, Тортона и Чева возник вопрос, нужно ли идти вперед и до каких пор. Считали, что перемирие, по которому сдавались все крепости и пьемонтская армия отделялась от австрийской, было полезно. Но не выгоднее ли прежде, чем идти дальше, воспользоваться приобретенными средствами, чтобы произвести сперва революцию в Пьемонте и Генуе?
Французское правительство имело право отказаться от переговоров и объявить свою волю, предъявив ультиматум. Но так далеко удалиться от Франции и переправиться через Тичино, не будучи спокойным за свой тыл, было бы неполитично.
Короли Сардинии, которые были так полезны Франции, пока оставались верны ей, всего более способствовали ее неудачам, как только изменили свою политику. Намерения врагов Франции при этом дворе не могли создавать даже малейших иллюзий. При дворе этом господствовали дворяне и духовенство – непримиримые враги республики.
Если бы французы двинулись вперед и потерпели неудачу, чего не следовало бы ожидать от их ненависти? Даже Генуя вызывала большие сомнения. В ней по-прежнему господствовала олигархия, и приверженцы Франции, как бы много их ни было, не имели влияния на политику. Генуэзские буржуа были хорошими ораторами, но этим и ограничивались их возможности.
Управляли олигархи, они командовали войсками и располагали 10 000 крестьян долин Фонтана-Буона и других, которых они призывали на помощь в случае нужды. Где же следовало остановиться после переправы через Тичино? Нужно ли было переправляться через Адду, Олио, Минчио, Адидже, Бренту, Пьяве, Тальяменто, Изонцо?
Мудро ли оставлять у себя в тылу такое многочисленное и враждебно настроенное население? Не лучше ли, чтобы продвинуться дальше, идти тише, создавая себе опору во всех занятых странах, сменяя правительства и вверяя управление людям, придерживающимся одинаковых взглядов с нами и имеющим те же интересы? Если французы дойдут до венецианских владений, не будет ли вынуждена
На это возражали: французская армия должна использовать свою победу; она должна остановиться только там, где имеется наилучшая оборонительная линия против австрийской армии, которая обязательно выйдет из Тироля и Фриуля. Эта линия – Адидже: она прикрывает всю долину реки По, пересекает всю Среднюю и Нижнюю Италию, изолирует крепость Мантую, и, по всей вероятности, эту крепость можно будет взять раньше, чем армия противника будет в состоянии переформироваться и помочь ей.
То, что маршал Виллар не понимал этого основного принципа, помешало ему достигнуть цели войны в 1733 году. Он находился в октябре во главе 50 000 человек, сосредоточенных в лагере Виджевано. Не имея перед собой неприятельской армии, он мог направиться куда хотел. Он ограничился тем, что расположился как наблюдатель на Олио, по обеим сторонам реки По.
Спустя три месяца в Серальо прибыл с войском Мерси. Маршал Куаньи, хотя и командовал армией, которая на протяжении всего 1734 года намного превосходила силы противника и одержала победу в двух последовательных сражениях под Пармой и Гуасталлой, не смог извлечь из стольких преимуществ никакой пользы. Он маневрировал поочередно то на одном, то на другом берегу По.
Если бы эти генералы хорошо знали топографию Италии, то начиная с ноября Виллар занял бы позицию на Адидже, пересекая, таким образом, всю Италию, а Куаньи воспользовался бы своими победами для того, чтобы отправиться туда же как можно быстрее.
На Адидже имеется возможность возмещать все расходы армии, потому что расходы эти падают на многочисленное население Пьемонта, Ломбардии, легатств Болонья и Феррара, герцогств Парма и Модена.
Боятся, что Венеция выступит против Франции? Лучшее средство помешать ей – это в несколько дней перенести войну в ее пределы. Она к этому не готова, и у нее не будет времени принять решение и сформировать армию. Если армия останется на правом берегу Тичино, австрийцы принудят эту республику выступить вместе с ними, либо же она сама бросится к ним в объятия, побуждаемая политическими настроениями.
Сардинского короля можно больше не бояться: его ополчение распущено, англичане прекратят выплату субсидий, а внутреннее положение его страны – самое плохое. Какое бы решение ни принял двор, число недовольных будет увеличиваться; после жара приходит слабость. У него осталось только 15 000—18 000 человек. Разбросанные по многим городам, они едва достаточны для поддержания внутреннего спокойствия.
С другой стороны, недовольство Венского двора против Туринского кабинета будет возрастать. Вена будет упрекать Турин за то, что при первом же проигранном сражении он пал духом, отчаялся в победе общего дела. Совсем не так действовал в 1705 году Виктор Амедей после победы, одержанной Вандомом у Кассано, когда принц Евгений был отброшен на берега озера Изео, а три французские армии захватили все его владения и даже графство Ницца.
У него оставался только Турин, и, однако, он держался стойко и сохранял союз с Австрией. Он за это был вознагражден в следующем году Туринским сражением, когда в результате столь рискованного марша принца Евгения, который фортуна увенчала таким блестящим успехом, к нему вернулись все его владения.
Генуэзских олигархов можно не бояться. Лучшая гарантия против их выступления – те громадные выгоды, которые они извлекают из своего нейтралитета. Хотят защищать принципы свободы в Пьемонте и Генуе, но для этого нужно разжечь гражданскую войну, поднять народ против дворян и духовенства; а это значит взять на себя ответственность за эксцессы, которыми всегда сопровождается подобная борьба.