Путь к рейхстагу

Неустроев Степан Андреевич

Бревна, жерди, хворост доставили на позиции, и вновь закипела работа. Траншеи и ходы сообщения укрепили хворостом. Дзоты перекрыли дубовыми бревнами, из оставшихся решили построить командирский блиндаж. Стены выложили из бревен, настлали из жердей пол. Нашлись в роте плотники, столяры и печники. Посередине блиндажа - стол, скамейки. Вдоль стен деревянные нары. Как же приятно, даже мягко было спать на таких нарах! В гарнизоне "Бабки" нары были земляные, сырые, и от них болели бока. А здесь все из дерева. Матрацы набили свежим душистым сеном. Зайдешь в такой блиндаж, и от удовольствия даже дух захватывает.

Григорий Иванович был молодцом. Строительство земляного

вала в Бабках шло под его непосредственным руководством, правда, план был мой, а заготовкой и укладкой дерна комавдовал он Старшина был человеком инициативным: то организует ротную сапожную мастерскую, то наловит рыбы и накормит всю роту ухой, то вечером зайдет в солдатский окоп и устроит хоровое пение украинских песен. А петь он умел!

Я попросил Аникина не строить новый блиндаж, а жить в моем со всем офицерским составом роты и старшиной. Он согласился. Жили мы дружно. Провели немало интересных вечеров, многое узнали от Аникина из истории приильменской земли.

Во втором эшелоне стояли месяца два, это время осталось в памяти на всю жизнь. Здесь шла упорная и в то же время интересная учеба личного состава рот. Здесь я понял вкус, даже приобрел тягу к учебе. Аникин привил мне навыки методической подготовки.

В ноябре 151-ю отдельную стрелковую бригаду реорганизовали в 756-й стрелковый полк. Соседнюю 127-ю курсантскую бригаду преобразовали в 674-й, а 144-ю - в 469-й полки. Таким образом, из трех бригад создали 150-ю стрелковую дивизию, которой довелось потом штурмовать Берлин. Из-под Старой Руссы вновь сформированную дивизию перебросили в район Великих Лук.

Жаль было покидать оборону второго эшелона, созданную большим солдатским трудом, и командиры в шутку говорили: "Надо бы такие хорошие траншеи и блиндажи увезти с собой". Ушли мы из села Чертицкое в конце ноября 1943 года.

* * *

На станции Пола 150-ю стрелковую дивизию погрузили в товарные вагоны и повезли на восток. Потом повернули на юг, вскоре - на запад. Ехали и гадали - куда же нас везут? Предполагали всякое, но никто ничего не знал.

Проехали станцию Торопец. Впереди лежал уже взятый войсками 3-й ударной армии город Великие Луки. Не доезжая до города, выгрузились из эшелона на маленьком полустанке. Ночью пешим порядком полковыми колоннами вместе с обозами прошли через Великие Луки. Город был сильно разрушен, особенно в районе железнодорожной станции. Вместо домов стояли одни стены.

В городе ни огонька, ни одной человеческой души. Мы шли словно по кладбищу.

Утром колонна остановилась на западной окраине города. Только здесь я заметил землянки, из которых выходили люди. Вид их вызывал тяжелое чувство: полураздетые старики, старухи и дети, отощавшие от голода и перенесенных в оккупации бед. Лица бледные, морщинистые. Я видел "старух", которым было только по пятнадцать лет, - седые, желтые, словно из воска.

С запада доносился гул артиллерийской канонады, где-то впереди шли бои...

Еще под Старой Руссой, когда из трех бригад создали дивизию, произошла перестановка командного состава. Дивизией командовал наш командир бригады полковник Яковлев, начальником политотдела назначили человека тоже из нашей бригады - полковника Воронина Николая Ефимовича. Майор Пинчук Алексей Иванович ушел от нас командовать 674-м стрелковым полком. А в 756-й полк из штаба армии прислали подполковника Жидкова.

Нашим первым батальоном командовали также новые офицеры: комбатом стал майор Аристов Евстафий Михайлович, заместителем по политчасти - майор Субботин, начальником штаба - старший лейтенант Георгий Рожков.

Несколько слов о

Рожкове: ему исполнилось 22 года. Он был стройным, высоким, а по характеру - веселым и деловым. Умел играть на баяне, с которым никогда не расставался, играл на гитаре и балалайке. Я никогда не думал, что можно так хорошо играть на таком простом инструменте, как балалайка. Считал, что на ней только бренчат, а наш Жора, как мы стали его называть, выводил всевозможные мелодии: то быстрые - плясовые, то тихие грустные, а то еще какие-то протяжные, певучие. Придет, бывало, на длительном привале в роту, сначала проверит, все ли окопались на случай внезапного воздушного налета противника, посмотрит на бойцов и командиров, кого-то постыдит за неряшливость, кого-то похвалит, а потом сядет в солдатский круг и скажет:

– Сбегайте кто-нибудь к штабной повозке, принесите баян.

Сколько было у него энергии! Всюду успевал, никогда не выглядел уставшим, всегда подтянут, опрятен, весел. Этот офицер приносил с собой радость и тот душевный подъем, который так необходим в суровой фронтовой жизни.

Из боя - в бой

Северо-Западный фронт вскоре расформировали и на его базе создали три Прибалтийских фронта. 2-м Прибалтийским, в который вошла наша 3-я ударная армия, командовал генерал армии (позже Маршал Советского Союза) Андрей Иванович Еременко. Начиная с декабря 1943 года и до конца марта 1944 года, то есть в течение четырех месяцев, дивизия участвовала в непрерывных боях. Четыре месяца! За это время десятки деревень и сотни безымянных высот мы то брали, то оставляли под натиском превосходящих сил противника. А потом снова переходили в атаки.

Генерал Василий Митрофанович Шатилов (после полковника Яковлева он с мая 1944 года командовал 150-й дивизией) в своей книге "Знамя над рейхстагом", написанной уже после войны, рассказал: "В декабре прошлого года (1943 г.
– С. Я.) обстановка на участке фронта, занимаемом 3-й ударной, была исключительно сложной. Армия оказалась в полукольце, получившем в обиходе название Невельского мешка. Однако действовавшие против нее фашистские войска сами находились под угрозой окружения. Противник проявлял особую активность на флангах, стараясь "завязать мешок". Удары его пехоты и танков следовали один за другим. У гитлеровцев имелось больше коммуникаций, а следовательно, и лучшие возможности для снабжения боеприпасами, продовольствием и пополнения людьми. В листовках, сбрасываемых с немецких самолетов в расположение наших частей, с неуклюжим остроумием писалось: "Мы в кольце, и вы в кольце, посмотрим, что будет в конце".

"В конце" неприятельское кольцо удалось разорвать. Особенно тяжелые бои пришлось вести за населенные пункты Шилиху, Поплавы и высоту с отметкой 167,4. Дивизия получила приказ овладеть высотой во что бы то ни стало. И она предпринимала одну лобовую атаку за другой. Высоту взяли. Но какой ценой!

Тут я хотел бы сделать небольшое отступление. Принято думать (некоторой категорией людей), что трудно брать только города, при этом значительные по своему стратегическому и экономическому положению. На самом деле это не так. Есть безымянные высоты, которые имеют лишь тактическое значение в масштабе полка, дивизии или армии. Но их нужно непременно взять, и они берутся с большим трудом, и здесь уже ни перед чем нельзя останавливаться, ибо это обеспечивает успех целого ряда соединений. Воины нашей дивизии еще не знали, что им предстоит штурмовать Берлин и сам рейхстаг, но они брали эту высоту с безликой отметкой 167,4 с полным солдатским самоотречением. Она досталась нам дорого. В этом и воинская дисциплина, и подвиг.