Путь к рейхстагу
Шрифт:
Мать пошла работать на завод - учеником токаря. Она домой приходила редко. Иногда через два-три дня, а то и еще реже. Прибежит, бывало, домой, посмотрит, как мы живем, и обратно уходит на завод. Я в доме был за хозяина. Школу бросил. Немцы стали почти каждую ночь бомбить город. Услышу сигнал воздушной тревоги, на ходу одену сестренок и бегу по улице в бомбоубежище. Осенние ночи темные и дождливые. Холодно, сильно холодно. Зенитки наши бьют, прожектора по небу шарят. От их лучей на улице кажется еще темнее. Вскоре землю и воздух раскалывают страшные взрывы немецких бомб. Летят стекла,
А утром 27 ноября, возвращаясь из бомбоубежища, мы увидели, что наш дом разбит. Мы остались посреди улицы в старых потрепанных пальтишках. Новые, лучшие вещи давно продали, а остальное, что еще было, - пропало в развалинах дома. Я пошел на завод искать мать. Она определила нас к своей знакомой где-то на окраине города. Сама снова ушла работать.
Письма от отца и брата приходили очень редко. В декабре Гриша прислал письмо, он был тяжело ранен. Не успела мать вместе с нами высушить слезы, как принесли страшное извещение - погиб отец.
Зимой 1942 года наш завод эвакуировался в глубокий тыл. Многие ехали прямо на открытых платформах вместе с оборудованием. В пути несколько раз налетали немецкие самолеты. Думали, не доехать - в дороге прибьет.
В 1942 году я стал работать. А как исполнилось 18 лет, ушел в армию. Пришел в ваш батальон. Вот скоро год исполнится.
Мать пишет, что сестренки болеют, ее голова побелела. А мать была у меня красивая, краснощекая, с черными вьющимися волосами. "Но ничего, пишет она, - план я выполняю на 150-180 процентов".
После рассказа Васи все долго молчали.
– Ничего, переживем, - заключил он.
* * *
В эти дни офицеры штаба полка часто заходили в траншеи к солдатам, чтобы поговорить с ними. Однажды под вечер я пробирался по ходу сообщения на командный пункт и на повороте встретил старшего лейтенанта Прелова агитатора полка.
– Куда направился?
– спросил его.
– К бойцам. Покурить, побеседовать.
– Пошли вместе.
Вслед за нами шагал неизменный спутник Прелова - ординарец Василь. В полку все знали этого восемнадцатилетнего юношу, добровольно вступившего в Советскую Армию. Маленького роста, с характерным мягким голосом, Василь напоминал бойкую девчонку-подростка.
Мы спрыгнули в траншею, по жидкой липкой грязи подошли к группе бойцов.
– Солдат дымом греется, шилом бреется, а все такой же бодрый бывает весело улыбается, - скороговоркой начал Прелов и продолжал:
– Ну, хорошо устроились, хлопцы? Глубоко зарылись?
Агитатор полка Прелов всех солдат, сержантов и офицеров с душевной теплотой называл хлопцами, хотя некоторым из них было уже за пятьдесят. Его любили в полку, и все знали, что в трудную минуту, когда тоска по дому, воспоминания о погибших товарищах или горькие раздумья о боевых неудачах сжимают сердце, у агитатора всегда найдется согревающее душу слово, искрящаяся юмором и весельем шутка.
– Правда ли, что здесь фашистов
– обратился к нам Иван Зозуля.
– Не всякому слуху верьте, - возразил Прелов, - долго тут сидеть не станем, надо торопиться.
Прелов сделал паузу, потом совершенно неожиданно закончил мысль:
– Да, торопиться надо домой. Работников в деревне мало осталось, а сев на носу.
– Что верно, то верно, - хором отозвались солдаты.
– На том и порешим, - весело резюмировал Прелов.
– Надо добивать врага. Поскорее. А земля, которую сейчас охраняем, раньше принадлежала полякам. Мы и отдадим ее - пусть живут на здоровье. Но дорога домой лежит только через Берлин.
– Через Берлин, говорите?
– И на Берлин не страшно.
– Но на Берлин могут послать другие части, а мне, братцы, хотелось бы побывать в нем и навести там свои порядки, - сказал солдат Иванов.
Долго мы толковали с бойцами. Поздно вечером к нам подошел младший лейтенант Новицкий, адъютант командира полка. Он передал мне, что полковник Зинченко приказал немедленно готовить людей к длительному маршу.
– Стройте батальон вон там, за скатами холмов, на шоссе, - сказал я подошедшему заместителю по строевой части капитану Ярунову.
Он лихо откинул свою плащ-накидку и повел роты по ходу сообщения в тыл. Я отправился на командный пункт батальона.
Участок обороны передали польскому батальону.
Нашей дивизии предстояло за четверо суток пройти около двухсот километров и сосредоточиться в районе озера Мантель.
В полном боевом снаряжении солдаты собирались для построения в общую походную колонну и здесь же, у дороги, свертывали скатки, переобувались, плотнее подгоняли снаряжение.
Вскоре в батальон прибыл генерал Шатилов. Он соскочил с коня и передал его ординарцу.
Я пошел к комдиву и доложил, что батальон готовится к маршу. Он тепло поздоровался и с. присущей ему корректностью предложил:
– Пойдем, посмотрим.
Спокойной неторопливой походкой комдив подошел к солдатам, подгонявшим снаряжение. Увидев генерала, они встали.
– Как дела?
– спросил Шатилов.
– Пока все в порядке, товарищ генерал. Вот думаем, прикидываем, далеко ли придется идти?
Бойцы наперебой засыпали комдива вопросами.
– Километров двести. Лучше подготовьте обувь, потертостей не допускайте в пути, а то дорога длинной покажется, - полушутя посоветовал Василий Митрофанович.
– К переходам привыкли, не первый раз.
– Верю и надеюсь.
Чисто выбритое лицо Шатилова озарила довольная улыбка. Он пожелал бойцам успехов и пошел дальше.
Проверив наш батальон, генерал Шатилов верхом на коне объехал другие полки, собрал командиров частей, чтобы дать им указание, как организовать и провести марш.
– Переход будем совершать ночами, - предупредил он.
– Людям придется выдержать большую физическую нагрузку. Позаботьтесь о питании солдат. Горячая пища должна выдаваться всегда вовремя. Поддерживайте боеготовность, дисциплину. Помните: война продолжается и могут быть всякие неожиданности. В пути встретятся болота, возможно, и засады.