Путь к Рейхстагу
Шрифт:
К полудню мы подъехали к станции Орша, дальнейший путь к Смоленску был здесь приостановлен. Станция была переполнена задержанными поездами, что говорило о возникшей напряженной обстановке. Кроме того, нам было слышно, как оттуда раздавались надсадные крики начальников эшелонов, требовавших особого преимущества в продвижении вперед.
Как всегда в таких случаях, пошли догадки, пересуды и неутешительные предположения.
Тревожность всего происходящего отрезвляюще подействовала на обитателей нашей теплушки, мы стали уже понимать, что вступаем в полосу, приближающую нас к той самой войне, о которой имели весьма приблизительное представление.
Еще утром мы полагали, что все заранее
Но вспомнив наши мытарства в Москве, где было зря потеряно драгоценное время (не говоря уже о моральных и других страданиях), мы невольно задавались вопросом, все ли идет как надо?
И вдруг в довершение всего воздух огласился невыносимым ревом паровозных гудков. Эти душераздирающие звуки обрушились подобно снежной лавине и привели всех в растерянность.
Так война оказалась совсем рядом. Это была воздушная тревога...
Оставаться на путях было опасно, тем более что рядом с нашим поездом находился состав с горючим.
Все бросились бежать к близлежащему поселку и видневшемуся
Ничего не оставалось, как, преодолевая сильную боль, заковылять вслед удаляющимся опутчикам.
Воздушные пираты с черными крестами набросились на станцию, дико завыли летящие авиабомбы, и грохот взрывов сотрясал все вокруг. Я не был участником войн, мой опыт ограничивался только военной подготовкой в институте и пребыванием на маневрах во время службы в команде одногодичников.
Невозможно передать, в каком я пребьшал состоянии, но с каждым взрывом росла обида, горькая, как полынь, она растекалась во мне, вызывая негодование.
Попутно вспомнился недавно виденный кинофильм «Если завтра война», где под звуки бравурной музыки наши летчики лихо расправлялись с самолетами врага на его территории. А может, это стратегическая хитрость? Вот-вот появятся наши соколы и разметут фашистских стервятников...
Увы, эти ожидания были напрасны, гитлеровцы действовали безнаказанно, и потрясавшие все вокруг взрывы окончательно развеяли мою наивную веру в легкость победы. Только теперь я по-настоящему понял суровость наступивших дней, и осознал то, что мирная жизнь надолго осталась позади.
Взволнованный происходящим, я медленно двигался к лесу.
Несомненно, что со стороны я выглядел довольно приметно: могла удивить хромота и хождение во время бомбежки, не говоря уже об одежде — потертая о доски нар,она приобрела истерзанный вид. Возможно, что все это и оказалось причиной дальнейших событий...
Вдруг грозный окрик, словно близкий выстрел, привел меня в себя. На опушке леса, преградив путь, стояли, как изваяния, затянутые в черную кожу два танки-
— Руки вверх!
Мне ничего не оставалось, как подчиниться приказу, а моя попытка объяснить им, кто я и как здесь оказался, не привела к успеху. Другой с автоматом громовым голосом уверенно добавил:
— Чего с ним возиться, хромает гад, видно парашютист!
Поведение их было столь непреклонным, что всякая надежда посчитать все за шутку мгновенно исчезла. Происходившее казалось оскорбительным, я задыхался от возмущения, что меня могли принять за врага... Но мои переживания были бесполезны. Они стояли словно отлитые из чугуна, убежденные в своей правоте. Все шло к трагическому концу.
— Стрельнем?—вопрошающе крикнул младший танкист с автоматом, уже приготовив свое оружие.
И вдруг в этот безысходный момент, когда, казалось, замерла природа в ожидании развязки происходившей здесь несправедливости, внезапно послышались приближающиеся людские голоса. Они принадлежали бежавшим сюда моим попутчикам по теплушке, которые издали оценили отчаянность моего положения.
После ознакомления с документами и выяснения причин нашего здесь появления во время налета все для моих «судей» стало понятным, тем более что со станции донеслись сигналы отбоя и туда потянулись группы людей.
Разминая руки, отекшие от долгого выполнения приказа моих «мучителей», я чувствовал себя как человек после перенесенной изнурительной болезни.
Танкисты стояли рядом и, смущаясь, неловко поглядывали на свою ускользнувшую «жертву». Сейчас они выглядели славными ребятами.
Я почему-то вспомнил, что у меня сегодня день рождения. Накануне при прощании жена горевала, что в это тревожное время проводов забыла о подарке. Представляю, как бы она восприняла известие о том, какой «подарок» мне пытались преподнести стоявшие здесь молодцы.
Находясь в плену пережитого, я вдруг, ни к кому не обращаясь, сказал:
— А у меня сегодня день ождения.
Может, танкист с автоматом проникся ко мне сочувствием, а возможно, его «заела совесть», ведь он мог оказаться причиной гибели невинного. Помню только, что его ответ поверг меня в смятение своим ужасным признанием:
— Считай, что ты родился вновь, ведь я чуть-чуть не спустил курок автомата!
Так закончился этот эпизод в памятный для меня день двадцать шестого июня, когда я впервые встретился с тем, что несет с собой война.
Это было началом моего долгого фронтового пути...
ПЕРВЫЙ РИСУНОК
Штаб нашего батальона нашел очередной приют в уцелевшей избе, одиноко стоявшей среди раз-
рушенной деревушки. Вокруг простирались одичавшие, заброшенные поля, а на отдаленных возвышенностях виднелись остатки блиндажей и окопов.
В то памятное утро я поднялся рано и, стараясь не разбудить уставших товарищей, вышел на улицу. Летний рассвет встретил меня веселой игрой лучей восходящего солнца. Трудно было остаться равнодушным к красоте нарождающегося дня.