Путь к себе. Отчим.
Шрифт:
Оказывается, опять «навеселе», Кудасов влез в драку, «защищая невинного», — угодил сюда на два года.
— Эх, Василь, Василь, золотые руки, дурная башка!
Да какой же Василий тощий стал, худее прежнего, одни мослы. Длинный нос торчит, между втянутыми щеками. А глаза умные, добрые. Глаза человека, который трезвым и букашку не обидит. И ловкие, все умеющие делать руки. Такие блоху подковали.
Кудасов мастак и по столярной части, и по сварке. Полы паркетом настелет. Замок хитрый, телевизор починит. Но особенно здорово слесарит. Здесь он — бог. Находит самые разумные решения, делает красиво, видно, получая наслаждение и от процесса труда, и от его результатов.
Ему бы дать образование — редкостный инженер получится.
— Иван Родионович, — просительно произнес Кудасов. — Меня на днях освободят. Возьмите к себе, в мастерскую… Не пожалеете.
Василий жадно вглядывается в лицо директора: глаза у того вроде сочувственные, возьмет, а там — ни-ни.
«Может, правда, взять? — думает Коробов. — За ним только присмотр нужен. И тогда „выходится“ в мастера, как говаривает наш полиграфист Горожанкин… Стоп, стоп, директор, — рискованный эксперимент. О детях речь идет!»
— Нет, Василь, пока воздержусь. Погляжу на тебя повнимательнее издали…
— Не верите? — сник Кудасов.
— Вера делом крепка. Ты мне позвони, когда на работу устроишься…
— Ну, воля ваша, — с обидой выговорил Василий, дав себе зарок не звонить. — Пропойцу нашли. — Он уныло побрел к жилому корпусу.
Закончив свои дела в колонии, Коробов возвращался пешком — хотелось во время неторопливой ходьбы отдохнуть. Но мучила мысль о Кудасове: не зря ли отказался от него?..
Начал сеять дождь. Странная погода в этом году. В начале апреля вдруг наступила жара. Тополиные сережки мгновенно устлали тротуары, отчаянно зацвели сады. Но у отопителей продолжался «сезон», и трубы, казалось, были раскалены. Город, минуя весну, изнемогая, ворвался в лето. А вот сейчас раньше срока наступила глубокая осень. Унылая, слякотная, без обычных багряно-золотистых пожаров, сухих, умиротворенных закатов. Ничего, есть и в такой поре своя прелесть.
Молодо сдвинул шляпу набок, подставляя лицо дождю, Иван Родионович с интересом поглядывал по сторонам. С юности любил он «играть в приметливость». Какие лица у мужчины и женщины, идущих впереди? Какие у них отношения? Какие характеры, судя по жестам, походке, обрывкам фраз?..
Вот и сейчас: интересно бы знать, кто этот старец с длинными седыми волосами, в допотопной плащ-накидке?.. Да нет же, это совсем не старец.
Теперь и о нем мальчишки думают: «Старик». Собственно, он возраста совершенно не чувствует, разве только заноют раны.
И понимает молодых, наверно, лучше, чем они его. Помнит свою юность, а им не понять пожилого человека.
Разбрызгивая лужи, промчался грузовик с надписью на заднем борту: «Шоссе не космос».
На опустелой детской площадке над мокрым песком возвышается деревянный бордовый гриб. На его шляпке детская рука вывела мелом: «Куклы не трогать! Опасно!» — и нарисовала череп с двумя перекрещенными костями.
Мысли неизбежно возвращали Коробова к училищу. Он, как это часто бывало, вел молчаливую беседу с терпеливым слушателем.
«Собственно, мы у истоков невиданного учебного заведения. Выращиваем новую ветвь — педагогику получения профессии, что ли. Моделируем неизвестный прежде тип педагогического процесса… Становимся впередсмотрящими во всей системе среднего образования. Нет, нет, это не бахвальство, а трезвый взгляд на вещи.
В чем наша особенность? Давая глубокие знания основ наук, мы учим применять их в избранной профессии, развиваем, не боюсь этого сказать, элементы инженерно-технического мышления. Замечено, что рабочий со средним образованием вдвое быстрее овладевает новой техникой. На нашей стартовой площадке для миллионов будущих рабочих архиважны межпредметные связи, — конечно же, в русле матушки политехнизации.
Работать в „рабочих академиях“ стало и сложнее и много интереснее. Педагогам, мастерам требуется, я бы сказал, дополнительная „классность“: преподавателю химии — почаще бывать на химзаводе, физику — поближе стоять к мастерам, математику — составлять задачи, так сказать, с производственным уклоном. На уроках русского языка — по возможности пользоваться специальными терминами.
И, конечно же, неизмеримо возрастает роль мастера. Такого, как Горожанкин. Его глазами смотрят учащиеся на свою профессию. В нем видят свое будущее.
Но мастеру у нас теперь не выехать только на умельстве и житейском опыте. Он должен разбираться в психологии подростка, должен… многое должен!
Вот взять Петра Фирсовича. В войну окончил ФЗУ, на фронте, по существу мальчишкой, ремонтировал боевые машины. После ранения и госпиталя работал по монтажу, стал очень уважаемым человеком на заводе. А года три назад, теряя в зарплате, перешел из цеха к нам: „Готовить смену“.
Ничего не скажешь — умелец.
Но, пожалуй, слишком уповает на силу приказа, разговор „по душам“ подчас сводит к разговору „по стойке смирно“. И не прочь побушевать, поразоряться. Хотя на поверку — человек сердечный, и ребята к нему льнут.
В другой группе монтажников мастером Иван Анисимович Братов. Совсем молодой. Окончил индустриально-педагогический техникум. Может со своими ребятами и в футбол сгонять, и на вечеринке песню спеть. Требователен без крика. Но профессионального багажа, увы, пока маловато. Не успел нажить.
В идеале училищу нужен мастер, составленный из лучших половинок этих двоих».
Пробежала верткая машина, призывающая купить карточки «Спортлото», и отвлекла мысли Коробова.
«Человека влечет лотерея. Это у него в крови, так оказать, запрограммировано. В нем всегда сидит: „А вдруг?!“ Но в нашем деле, — возвратился Коробов к училищу, — никаких лотерей и „вдруг“ быть не должно. Только выверенные действия. Личность воспитывать личностью.
Что можно, например, сказать о счастливчике Середе, везучем Середе?.. Инженер в двадцать три года; мастер в двадцать четыре… Преподаватель божьей милостью в тридцать с небольшим… Сердечные победы. В любвях, как в репьях, убежденный холостяк. Технократ, не считающий гуманитарные науки за науки, но признающий посещение родителей на дому, переписку с ними, — ух, как не хотел он быть прикрепленным к группе монтажников, как отбивался, сколько отговорок придумал! А вместе с тем легко подчиняет, влюбляет в себя мальчишек, умело передает им знания. Это не мало, но, оказывается, дражайший Константин Иванович, в наше время и в нашем деле еще не все. И мы заставим вас пересмотреть своя позиции, обаятельный, везучий, лотерейный счастливчик Середа.