Путь Кассандры, или Приключения с макаронами
Шрифт:
Когда я обошла кельи и везде зажгла свечи, я спустилась вниз, вышла из «башни» и оглядела свою работу: во всех окнах светились маленькие огоньки. Мне даже показалось на миг, что никто из обители никуда не уходил – что и требовалось. Но только я успела полюбоваться на свою работу, как, оглянувшись на храм, обнаружила, что цветные прямоугольники витражей начали тускнеть. Я бросилась туда и увидела, что пока я ходила по кельям, многие свечи на подсвечниках догорели до конца и потухли. Я зажгла новые, а потом вышла, воткнула горящую свечу в землю возле стены храма, нашла веревку колокола и опять немного позвонила. Теперь, подумалось мне, надо бы пойти в свою комнату и прилечь на часок. Как бы не так! Когда я уже направилась к дому для паломников, я увидела, что в окне матушкиной кельи, где я зажгла первую свечу, света уже нет. Я опрометью бросилась туда.
До глубокой ночи я так и ходила от «башни» к храму, зажигала
Утром, позавтракав двумя яблоками – больше я уже не могла съесть, потому что сразу начало ломить зубы, я вдруг вспомнила, что одно помещение в обители осталось у меня не осмотренными – квартира дяди Леши и Лары. Она была в той же пристройке, что и гараж. Я сразу направилась туда.
Дверь в квартиру была не заперта. Я вошла и сразу поняла, что вчера мне именно отсюда и надо было начинать свою отшельническую жизнь. В первой комнате стоял стол весь уставленный банками, коробками и мешочками, а сверху лежало письмо, начинавшееся словами «Дорогая Саня!». Только взяв его в руки, я вспомнила, что ведь дядя Леша, прощаясь, говорил мне, чтобы я жила в их квартире. В письме было сказано, что продукты оставлены для меня, а также перечислено, что именно оставлено. На столе была крупа нескольких сортов, сухари, немного сахара, бутылка оливкового масла, травяной чай, две банки варенья, соль и почти полная двухлитровая банка соленых огурчиков – последний привет от матери Алонии. А может, это сама Лара солила, ведь она часто готовила для дяди Леши, «чтобы не разучиться», как она говорила. Ничего, по вкусу я быстро определю, чьи тут огурчики! В пластиковом пакете я обнаружила несколько копченых рыбин, а еще на столе лежала связка сушеной рыбы. В углу комнаты стояло ведро с картошкой и корзина с капустой, морковкой и свеклой. И, конечно же, среди припасов на столе нашлась большая коробка спичек. Но больше всего меня обрадовала банка с надписью «кофе».
Я решила все припасы перетащить на кухню и справилась с этим в полчаса. Потом я принесла охапку дров и, слегка помучившись, растопила кухонную плиту. Сразу стало тепло и весело. Я сварила большую кастрюлю картошки прямо в кожуре и с огромным наслаждением ела ее с копченой рыбой. Тотчас у дверей раздалось дружное мяуканье. Учуяли! Пришлось и кошкам уделить часть картошки и рыбы. Потом я сварила себе кофе, который оказался, как и следовало ожидать, самодельным, но запах имел приятный и, главное, здорово бодрил.
Повеселев и преисполнившись энтузиазма, я принялась за работу. Я обшарила свечную и нашла в шкафах огромный запас свечей: уж на две недели мне их должно было хватить с избытком! Я сразу же отнесла несколько ящиков в церковь. В одном шкафу я обнаружила большой картонный ящик, на котором сбоку было написано «архиерейские», – в нем оказались свечи длиной с мою руку. Я мигом сообразила, что эти свечи могут гореть целый вечер и вот их-то и надо использовать в кельях сестер, тогда мне придется следить только за свечами в храме. Я разделила их на число келий, и у меня получилось по шестнадцать свечей на келью – хватит с избытком! Потом я стала разносить их по кельям. При дневном свете обнаружилось, что только часть кресел, в которых отдыхали сестры, были настоящими мягкими креслами – старинными и просто очень старыми. Остальные были сделаны недавно и в стиле «дядя Леша»: из старых раскладушек, не очищенных от коры обрезков тонких стволов, веревок и старых одеял. Сидеть в них еще было можно, но спать… Я всю эту «мебель» отодвинула к стенам, освободив в каждой келье проход от двери к окну.
Таким образом, второй день в обители у меня ушел на то, чтобы обеспечить себе на оставшиеся две недели более менее беззаботную жизнь. И в самом деле, следующие дни я провела как на каникулах.
С утра я шла на кухню и растапливала плиту, пила кофе анонимного происхождения и съедала остатки вчерашней еды. Подложив в плиту побольше дров, чтобы она не прогорела до обеда, я брала в гараже удочки и отправлялась на рыбалку. Дальше пруда я в парк не заходила – побаивалась. Со мной на рыбалку, как на службу, ходили все монастырские кошки. Чистить рыбу, потрошить ее, как это делал на моих глазах живодёр дядя Леша, я не умела и не собиралась учиться, поэтому улов доставался кошкам, а мне – только удовольствие. В благодарность кошки приносили мне часть своей добычи: по утрам я находила у дверей домика то мышку, то птичку. Проявив любезность и видя, что подарки остаются не съеденными, они свои подношения незаметно уносили и, видимо, съедали сами. Я не была в претензии.
Где-то в середине дня я возвращалась на кухню и начинала готовить себе обед. Не так уж нужен был мне горячий обед, как отвлекали хлопоты по его приготовлению: они занимали у меня еще несколько часов, не давая скучать и грустить. А когда я, отобедав и накормив кошек супом с кусочками сухой рыбы, заканчивала мытье посуды, уже пора было готовиться к «вечерней службе» – расставлять свечи в храме и звонить в колокол.
Прошла неделя. Я начала понемногу готовиться в дорогу. Достала свой зеленый костюм и надела его, а серенький свой подрясник и белый платок выстирала и повесила сушиться. Свою монастырскую одежду я решила взять с собой: бабушке будет приятно, если дома я иногда буду надевать монастырский подрясник для работы. Я с радостью думала о том, что побуду еще немного у бабушки, прежде чем возвращаться в Лондон к своей работе. Конечно, рано или поздно отпуск закончится, но пока думать об этом совсем не хотелось. Я надеялась, что еще много приключений может уместиться в тот промежуток времени, который мне остается до того, как я снова окажусь перед персоником в моей затхлой сырой конуре на «Титанике». В начале второй недели на меня вдруг начала нападать тоска. Я бродила по обители, не находя себе места, не зная чем заняться. Со скуки я даже попыталась читать книги. Сначала мне попадались книги, в которых я не понимала почти ни слова, хотя написаны они были вроде бы по-русски. Потом мне повезло: в одном из книжных шкафов матери Натальи оказалась полка с надписью «книги для детей». Я нашла книгу, на обложке которой была надпись «Сказки для самых маленьких», с нее и начала. Я наконец прочла сказку о Красной Шапочке в оригинале и была очень довольна собой, ведь для меня это совсем непросто – читать книгу, держа ее в руках. Труднее всего оказалось перелистывать страницы, ведь нужно было держать в это время книгу только одной рукой, а другой, на весу, одновременно переворачивать страницу. Потом я догадалась положить книгу на стол, и читать стало гораздо легче.
Следующая моя книга была на планетном, а может и на английском, поскольку в ней оказалось много слов и понятий не перешедших из английского языка в планетный. Это была книга в жанре «фэнтэзи», и называлась она «Хроники Нарнии». Автор был англичанин, что меня приятно удивило. Читать ее было трудней, чем «Красную Шапочку», но в ней оказалось много того, ради чего я создавала свою Реальность, сама того не сознавая, – романтики и благородства, верности и отваги, мудрости и, конечно, поэзии. Я не могла от нее оторваться и читала каждую свободную минуту, почти забросив рыбалку. Наловив кучку рыбы для кошек, я садилась на берегу, раскрывала книгу и уносилась в прекрасную Нарнию.
Осень захватила наш остров как-то внезапно. За одну ветреную ночь почти все листья облетели с деревьев в парке и добрая половина яблок в саду осыпалась на землю. На всякий случай я набрала корзину яблок и отнесла на кухню. Попадавшие на землю яблоки я подбирать не стала – в сад повадился приходить со своей поляны Лебедь, они подбирал их, а на рассвете, когда я звонила первым утренним звоном, я спугивала то оленей, то кроликов, а однажды – целую семью кабанов. Когда вечерами я ходила в храм звонить и зажигать свечи, мне перебегали дорогу ежи, похоже, они тоже ходили в сад делать запасы на зиму, но яблок должно было хватить на всех.
Неожиданно со стороны Атлантики на остров налетел злой и холодный ветер. Он яростно кидался с высоты на землю, но, быв ею отброшен, снова с воем поднимался ввысь, срывая с деревьев последние яркие листья. Вслед за ветром пришли дожди. Дни стояли такие сырые и холодные, что я решила перебраться жить на кухню. У сестры Дарьи в прачечной стояли раскладушки для паломников, одну из них я притащила на кухню и поставила недалеко от плиты. Я приносила с утра побольше дров, растапливала плиту и почти не выходила из кухни, сидя у огня и читая чудесные сказки Льюиса. Читала я все лучше и к концу книги уже подумывала о том, чтобы начать читать книги для взрослых. Теперь я уже не столько опасалась книжных микробов, сколько боялась оставить на книгах серые пятна от своих рук – из-за постоянной возни с плитой и свечами я постепенно превращалась в настоящую Золушку, и руки у меня по вечерам никогда не были по-настоящему отмыты. Зная мать Наталью, можно было предполагать, что дядя Леша привезет с собой составленный ею списочек книг, которые он должен будет захватить с собой, и мне вовсе не хотелось, чтобы она когда-нибудь пожаловалась бабушке, своей старой подруге, что ее внучка перепачкала грязными руками самые ценные книги из монастырской библиотеки.