Путь командарма (сборник)
Шрифт:
– Ты полностью разделяешь его взгляды?
– Ну, не совсем… На некоторые вещи имею, как говорится, свое собственное и, между прочим, не менее авторитетное, мнение…
– В чем оно выражается?
– Альберт не верит в душу, в жизнь после смерти. А я утверждаю, что смерти нет.
– Вот как?!
– Если, конечно, рассматривать жизнь не как нечто индивидуально-абстрактное, а как глобальный вселенский процесс, частью которого мы являемся.
– Мы – это я и ты?
– Нет, все наше человечество – ничтожно малое и не самое замечательное звено в вечной
– А ты, однако же, двуличный! – переварив полученную информацию, пришел к неожиданному выводу Потапов. – Клянешь христианство почем зря, а в стихах просишь на могилке поставить крест…
– Крест – всего лишь символ. Один из многих. Как круг, как звезда, как знак бесконечности, как свастика, если хочешь – почему бы нет?
– Значит, ты крестишься?
– Конечно. И молюсь – в отличие от своего друга Эйнштейна. Знаешь, как он ответил ребенку, спросившему его в письме, молятся ли ученые?
– Откуда?
– «Научные исследования основаны на идее, что все, что происходит, определяется законами природы, и, следовательно, это верно и для действий людей. По этой причине ученый-исследователь вряд ли будет склонен полагать, что на ход событий может оказать влияние молитва, то есть просьба, адресованная сверхъестественному существу».
– Значит, коммунисты правы, и верить в Бога не надо?
– А кто в него сейчас верит?
– Например, старшие люди… Мои родители да и твои, наверное, тоже… Или немцы… У них даже на пряжках «Гот мит унс» – «Бог с нами».
– Да, кстати, чего они сегодня такие веселые? С самого утра!
– Так ведь Рождество у них! Христос, родился, Тиша!
– Вот-вот… Не в Бога они верят – в сына Божьего. В мать его ети… А какая у Бога может быть мать? «Никто, конечно, не будет отрицать, что идея существования всемогущего, справедливого и всеблагого персонифицированного бога в состоянии дать человеку утешение, помощь и руководство, а также в силу своей простоты она доступна даже самым неразвитым умам. Но, с другой стороны, у нее есть и слабости, имеющие решающий характер, которые болезненно ощущались с самого начала истории». Снова он. Мой друг, мой кумир, мой научный наставник.
– Да… Запутал ты меня основательно.
– Чего ж тут путаться? Все предельно просто. Мой Господь – это высший разум, это – космос, бесконечная эволюция, вечная жизнь, – торжественно заключил астроном. – Все творения его – идеальны, решения выверены, точны. Каждая букашка, в том числе и человек, для чего-то нужна. Выполнит она свою жизненную миссию, Бог посмотрит и решит, что делать с ней дальше: дать возможность исправиться или уничтожить навсегда.
Если не будет награды или наказания за содеянное на Земле, каков тогда смысл нашей жизни? То-то же… Никакого! А у Всевышнего, как я, надеюсь, тебе уже доказал, все сделано с величайшим умыслом! Так что будешь себя хорошо вести – получишь вторую попытку… А не будешь – тлеть тебе в огненной геенне – пока не исправишь свои ошибки… Отсюда вывод: бояться смерти не стоит. Следует бояться неправедной жизни, за которой непременно последует гнев Божий, кара Господня, понял?
– Так
Последнее предупреждение
Луцк.
21 июня 1941 года
Потапов курил у железнодорожной насыпи, задумчиво вглядываясь вдаль. Там, на польском полигоне, прозванном местным населением танкодромом, маневрировали его бронированные машины. Как-то поведут они себя в условиях неминуемой войны?
– Товарищ командарм, Сущий! – незаметно подкравшись с другой стороны полотна, отчеканил Сидоров, протягивая шефу трубку полевого телефона.
– Спасибо, Вася…
Михаил Иванович в который раз мысленно поблагодарил поляков за оставленную инфраструктуру: штаб, казармы, полигоны и, конечно же, надежную связь, о которой на остальной территории великой страны приходилось только мечтать, и бросил в микрофон:
– Слушаю.
– Здравия желаю, товарищ командарм, – завибрировал в трубе голос командира одной из лучших дивизий – 124-й – генерала Филиппа Григорьевича Сущего.
– И тебе того же.
– Докладываю… Сегодня наши разведчики обнаружили у себя в тылу группу немецких диверсантов, переодетых в форму бойцов РККА. Они закладывали мину под узкоколейку… Двоих «фрицев» мои застрелили, еще один покончил жизнь самоубийством. А одного, контуженного, взяли в плен.
– Допросить успели?
– Никак нет!
– Быстрее приводите его в чувство!
– Есть!
Потапов отдал трубку адъютанту и тихо приказал:
– Запрягай коней, Василий… Поедем в штаб.
Предупреждения о неизбежной в скором будущем войне сыпались в последнее время на него, как из рога изобилия. Несколько дней тому назад, кажется, 18 июня, снова звонил Федюнинский, лично допрашивавший немецкого фельдфебеля, бежавшего из расположения своей части сразу после того, как «по пьянке съездил по роже одному офицеру».
«22 июня в 4 часа утра наши войска перейдут в наступление на всем протяжении советско-германской границы», – сообщил тот. Потапов, которому не медля доложили слова перебежчика, сказал тогда: «Напрасно бьете тревогу», но на всякий случай перебросил к границе два полка и отозвал с полигонов артиллеристов.
22-е уже завтра…
Может, не ложиться сегодня спать?
Разлука
Лагерь «Проминент».
Конец ноября 1942 года
Осенью 1942 года, словно предчувствуя неминуемый крах немецко-фашистских войск под Сталинградом, Гитлер решил держать высокопоставленных узников в более благонадежных местах, то есть на внутренних территориях Германии. Русским пленным, конечно же, об этом ничего не сказали. Их, плохо одетых и обутых, просто садили в открытые всем ветрам и морозам кузова грузовиков и увозили в неизвестном направлении.
Вот они и стали готовиться к самому худшему.
В тот день наступила очередь Ковина.