Путь Короля. Том 1
Шрифт:
Лишь на первых шести галерах гребцы Ивара вынуждены были выполнять дополнительную работу: на каждой из них подле мачты разместилось по полторы тонны мертвого веса, который, впрочем, грузился с величайшими предосторожностями: то были онагры Эркенберта, которые Йоркские кузницы успели поставить за те недели, что дал им Ивар. Узнав о весе орудий, Ивар едва не задохнулся от ярости; архидиакону приказано было изыскать способ их облегчить. «Но это выше моих сил, — отвечал тот, — так они описаны у Вегеция». Впрочем, более доходчивым аргументом оказались обломки облегченных онагров, которые Эркенберту все же пришлось изготовить и которые прекращали свое существование после дюжины выстрелов; дело же
Раздумья Ивара были прерваны громкими натужными стенаниями. Каждому из онагров была придана обслуга из дюжины трэлей Минстера, а командовать ими Ивар поставил, разумеется, Эркенберта, наперекор отчаянным возражениям последнего, он-то мечтал наконец уединиться в тиши библиотеки со своими фолиантами. Размеренное колыхание Северного моря пошло не в жилу кому-то из этих слизняков, и теперь его нещадно выворачивало наружу у одного из бортов судна. Причем борт для этого занятия он выбрал, разумеется, неподходящий, и все скудное содержимое его желудка отлетало в лица ближайших гребцов, которые рычали, сыпали бешеными проклятиями и, самое главное, опаздывали с гребком.
Нащупывая рукоять торчавшего из-за пояса огромного ножа для потрошения туш, Ивар направился к недотепе. Но стоило ему сделать шаг, как его оруженосец Хамаль, тот самый, что подвел Ивару коня, когда началось повальное истребление его войска, бросился вперед, ухватил раба за шиворот, оглушил его двумя страшными ударами в лицо и в висок и, взвалив на себя, швырнул через банки на подветренную сторону, чтобы тот смог спокойно предаться своему хлопотливому делу.
— Я сегодня вечером с него шкуру спущу, — пообещал он. Ивар вперил в него свой немигающий взор. Он прекрасно знал, что у Хамаля на уме. Ну что ж, можно и обождать… Ивар вернулся на нос и вновь погрузился в темный омут своих мыслей.
Гребцы исподтишка поглядывали на Хамаля. Зная это, он выразительным жестом вытер с лица несуществующую испарину. Ивар теперь в среднем убивал в день по человеку, в основном трэлей, которые продолжали казаться ему ненужным хламом. При такой резвости ко дню сражения он оставит орудия без обслуги. Да и неизвестно еще, как он поведет себя, когда все рабы будут перерезаны… Впрочем, бывают случаи, способные насытить даже Ивара.
Надо молить Тора, чтобы сражение состоялось как можно скорее. Ибо единственная жертва, которую примет Иварово безумие, — это человек, уже несколько раз посрамивший его. Скьеф Сигвардссон. Пока Ивар не получит его голову и яички, он будет истреблять все, что движется. Потому-то братья и поспешили на время от него отделаться, приставив к нему в качестве няньки Хамаля и приемного отца Змеиного Глаза, которому полагалось доносить в Йорк о состоянии дел.
«Если мы вскорости не выйдем на Скьефа, — думал Ха-маль, — я при первом же случае смазываю пятки. Ивар, конечно, обязан мне жизнью, но помешанный не знает благодарности… А с другой стороны, чует мое сердце, если направить его безумие куда следут, мы вполне можем полакомиться жирным кусочком. На Юге королевства богатые… Как налившиеся зерном колосья — только тронь и сами рассыплются…»
— Вот ведь гнида, — сплюнул Озви, ранее раб на землях монастыря Св. Этельтрит в Эли, а ныне старшина команды катапультеров, входящей в состав армии Норфолка, Армии Пути. Услышав такое мнение, его подчиненные согласно закивали. Все они уже в течение нескольких минут не отрываясь смотрели на свою любимую, но порой
— Вроде и обороты каждый раз считаешь, когда колесо вращаешь, чтобы она, зараза, не лопнула…
— А я наклоняюсь ухом к канатам и слушаю, как она звучит, — сказал один из его помощников, — как только слышу, что она запела, как струна на арфе, — кончаю крутить…
— А все равно в один прекрасный день она возьмет да и снесет тебе полголовы, — задумчиво продолжал Озви.
Все снова мрачно закивали.
— Надо бы нам промыслить дерево покрепче для рычагов, — сказал Озви. — Тогда она у нас будет как шелковая.
— Может, просто канатами их обмотать?
— Да нет, они все равно плотно рычаги облегать не будут.
— Я сам из кузнецов, — смущенно пролепетал новобранец отряда. — Вот, думаю, если надеть на них железные скобы…
— Тоже не выход, — оборвал его Озви. — Рычаги при вращении должны немного выгибаться. Без этого ничего не выйдет. А если ты на них железо прибьешь, то как они будут гнуться?
— Это смотря какое железо. Можно его так хитро расплавить и закалить, что из железа получится сталь… Сталью эту штуку мой хозяин называл. А сталь эта может чуток гнуться — не как плохой, мягкий металл, а иначе. Она упругой становится. Так что если мы прибьем полоску стали изнутри каждого рычага, она будет спокойно гнуться вместе с деревом, а если дерево вдруг треснет, то разлететься уже не сможет…
Некоторое время катапультеры переваривали услышанное.
— Может, ярла спросим? — робко предложил кто-то.
— Кто тут ярла поминал? — вдруг раздался за их спинами голос. Шеф решил откликнуться на совет Бранда и прогуливался по расположению своей армии, когда увидал сосредоточенные лица катапультеров.
Теперь на них выступили тревога и оцепенение. Еще мгновение, и вся группа приходит в брожение, перестраивается таким образом, что в середине ее оказывается новобранец. Никогда не знаешь, что на уме у господ.
— Тут вот Удду мысль дельная пришла… — промычал Озви, чувствуя необходимость разделить ответственность.
— Давайте послушаем, что за мысль…
Новобранец, поначалу запинаясь и заикаясь, а потом с каждым словом все бойчее и свободнее, принялся излагать способ изготовления мягкой стали. Слушая, Шеф приглядывался к ученику кузнеца. Невзрачный человечишко, ростом еще меньше остальных, глаза смотрят кротко, спина сутулая… Такого Бранд со товарищи выгнали бы из лагеря взашей, посчитав, что он не сможет отработать свою пайку даже рытьем канав. А человек этот меж тем хранит важнейшие сведения. Снова новое знание? Или знание старое, которое использовали в работе многие кузнецы, если были у них на то подходящие условия, но не имели другого способа оставить его после себя, кроме как постараться втолковать его своим подмастерьям?
— Сталь, которая гнется, говоришь, — протянул Шеф. — И к тому же упругая? И ты уверяешь меня, что она не такая, как мой меч… — с этими словами он вытащил из ножен отличный скандинавский клинок, привезенный ему Брандом. Оружейник смастерил этот клинок с помощью той же самой премудрости, какую сам Шеф применил при изготовлении своего первого и ныне давно утерянного лезвия, когда он сплавил меж собой пластинки из негнущейся стали и мягкого железа, — …а сделана из цельного куска? Что она упругая по всей своей плоскости?