Путь Короля. Том 1
Шрифт:
Через некоторое время, набив живот и приятно погрев спину на солнышке, Шеф показал на плодородные земли, окружающие город. Река Шлей текла северней города, и на противоположном берегу виднелись огороженные поля, пахари, правящие упряжками волов, черные борозды пахотной земли, и тут и там поднимающиеся среди деревьев струйки дыма. Для англичанина земля викингов представлялась родиной огня и меча, а ее обитатели — моряками и воинами, а не пахарями и углежогами. И все же здесь, в самом сердце норманнской вольницы, окрестности выглядели так же мирно, как Суффолк в летний день.
— Я слышал, что именно отсюда когда-то давно пришли англичане, — сказал Шеф ближайшему стражнику. —
— Нет, — ответил стражник. — Только датчане. Некоторые из них называют себя ютами, когда не хотят признавать родства с морскими королями с островов. Но они все говорят по-датски, как и ты. Хотя эта сторона все еще называется Англе.
Вот этот клин между рекой Шлей и фьордом Фленсборг. Похоже, англичане и в самом деле пришли отсюда.
Шеф задумался. Вот и лопнула его надежда спасти здешних англичан от датского гнета. А все-таки непонятно, почему в Дитмарше не говорят на языке датчан, хотя живут бок о бок с ними. И странный у них язык: не английский и не датский, и даже не тот неизвестный, напоминающий немецкий, язык, на котором говорил священник сегодня утром. Имеет что-то общее с каждым из них, но больше всего, пожалуй, похож на фризский, которому Шеф научился от людей с островов вдоль немецкого берега. Когда-то здесь смешивались все племена и языки. Теперь границу можно было провести отчетливей: христиане по одну сторону, язычники по другую, здесь говорят по-норманнски, там — по-немецки. Но варево еще кипит. Стражник назвал его язык датским, donsk tunga, другие считали тот же самый язык норманнским, norskmal. Одни и те же люди сегодня называют себя датчанами, а завтра ютами. Шеф был королем восточных англов, а Альфред — западных саксов, но и те и другие соглашались, что все они англичане. Германскими народами правили тот же самый Папа и та же королевская династия, что и франками, но они не считали себя родственниками. Шведы и готы, норвежцы и гаддгедлары. Когда-нибудь все это придется рассортировать и навести порядок. Давно пора было это сделать. Но кто сможет провести границы, принять законы, и все это на уровне высшем, чем порядок Хрорика: «хорошо для торговли»?
Без особого удивления Шеф увидел, что к ним с улицы идет светловолосый германец, тот самый, который утром убил шведа и спас от рабства священника. Стражники Хрорика тоже увидели его и не стали корчить из себя хладнокровных воинов. Двое с обнаженными мечами и поднятыми щитами сразу же заградили ему путь, а еще четверо, в пяти шагах позади, вскинули копья. Светловолосый улыбнулся, с преувеличенной старательностью расстегнул перевязь меча и уронил ее на землю. По резкому приказанию начальника стражи он снял также свою кожаную куртку, положил ее на землю, извлек из рукава тяжелый метательный нож и короткое шило из сапога. Тогда один стражник приблизился и обыскал его энергично и тщательно. И наконец они неохотно отступили и позволили ему пройти, держа наготове дротики. Когда его отделяли от Шефа последние несколько шагов, Карли тоже вытащил свой меч и принял агрессивно-не-доверчивую позу.
Светловолосый глянул, как Карли держит меч, вздохнул и, скрестив ноги, уселся напротив Шефа. На этот раз его улыбка была заговорщицкой.
— Меня зовут Бруно, — заявил он. — К датчанам я приехал по поручению архиепископа Гамбурга и Бремена. Да ты знаешь, нужно выкупить некоторых наших людей. Мне сказали, что ты знаменитый Шеф Сигвардссон, победитель еще более знаменитого Ивара.
По-норманнски он говорил с заметным акцентом, из-за чего имя «Сигвард» звучало у него почти как «Зигфрид».
— Кто сказал тебе это?
Снова понимающая заговорщицкая
— Что ж. Как ты догадываешься, это твой маленький соотечественник, дьякон Эркенберт. Это парень горячий, а тебя он терпеть не может. И все же он не стал отрицать, что ты побил Ивара на мечах.
— С алебардой против меча, — поправил Шеф. В другие подробности он не стал вдаваться.
— Пусть так. В такой игре не часто выигрывают. Но ты пользуешься необычным оружием. Можно взглянуть на твое копье?
Бруно поднялся и стал рассматривать копье, демонстративно не прикасаясь к нему и заложив руки за спину.
— Отличное оружие. Недавней ковки, как я погляжу. Я интересуюсь копьями. И другими вещами тоже. Могу я взглянуть, что ты носишь на шее?
Игнорируя предостерегающее ворчание Карли, Шеф снял свою цепочку с серебряным амулетом Рига на ней и подал Бруно, который снова уселся и погрузился в раздумье.
— А скажи, как вы это называете?
— Это kraki, — ответил Шеф. — Такая лесенка с одной тетивой вместо двух. Посередине шест и в обе стороны от него идут перекладины. Это знак моего бога.
— Однако ты, я полагаю, крещеный? Какой срам, что человек, познавший истинного Бога, начинает поклоняться языческому идолу. Не чувствуешь ли ты потребности вернуться назад? Скажем, если некоторые… э-э, препятствия будут убраны с твоего пути.
Шеф впервые за время их разговора улыбнулся, вспомнив ужас, который внушали ему и остальным черные монахи, Вульфир и епископ Даниил. Он помотал головой.
— Мне понятно, что ты не хочешь ни с того ни с сего менять свое решение. Но позволь предложить тебе две темы для размышления, — продолжал светловолосый. — Первая такая. Уверен, что со стороны кажется, будто причина всех этих религиозных распрей — земли и деньги. И так оно и есть! Хрорик не отдал тебя мне потому, что от других надеялся получить больше, и потому, что не хочет ни в чем нам помогать. Мне известно, что ты покорил королевство английское, отменив десятину, которую люди должны платить Церкви, и ввел вашу ересь — свободу верить в любых богов. Но я уверен, ты понимаешь, что под спудом этих распрей скрывается нечто более глубокое. Не просто борьба людей, а борьба иных, высших сил.
Вспомнив недавнее загадочное видение, властные голоса своих покровителей и других богов в непостижимом мире его снов, Асгарде, Шеф медленно кивнул.
— Существуют силы, с которыми человеку лучше не связываться. Святая Церковь зовет их дьяволами и демонами, и ты можешь подумать, что это просто предрассудок Церкви, защищающий ее — как это называется? — исключительное право на спасение души. Что ж, я тоже знаю священников, и я тоже презираю их жадность, их торговлю святынями. Но я говорю тебе, Шеф Сигвардссон, как воин воину: грядут великие перемены, и приближается Тот, кто вызовет их. В тот день царства будут разрушены и переплавлены в новый сплав, а священники — да, и архиепископы и папы римские, — которые хотят вести паству, сами будут ведомы. В тот день ты не захочешь оказаться на стороне лживых.
— А как узнать, на чьей стороне правда? — спросил Шеф, завороженный отблеском страсти на суровом чеканном лице. Услышав, как зазвенел голос Бруно, стражники подошли ближе, словно ожидая внезапной вспышки ярости.
На лице Бруно появилась одна из его неожиданных и странно привлекательных улыбок.
— О, будет знак. Что-то безошибочное, я думаю. Чудо, реликвия, что-то ниспосланное Господом для царя земного, — он поднялся на ноги, собираясь уходить.
— Ты говорил, у тебя есть для меня два сообщения. Быть на стороне правды, когда царства разрушатся, это первое. А второе?