Путь Крови
Шрифт:
Старший, туго перемотанный, коротко и неглубоко вдыхая, просипел:
— Так это, деньгами возместим, господин.
— Деньгами? — Креод покачал головой. — Мой господин очень богат, что ему ваши жалкие гроши? У меня другое предложение. Вы наймётесь в его стражу.
Со стороны кто-то изумлённо всхлипнул:
— Чё?
Креод ухмыльнулся, двумя Шагами оказался рядом с возмутившимся и от души пнул его.
— Арг-х!
С улыбкой оглядел хрипящего бородача под своими ногами и сообщил:
— Неправильный ответ. Нужно отвечать — да, господин, с радостью.
— Так это, — с изумлением, осторожно подбирая слова, снова заговорил старший разбойников. — Господин, не серчайте, но какие из нас воины?
Креод пожал плечами:
— Мечи и луки, как погляжу, держать умеете. Да и выбор у вас небольшой. Господин так же просил меня почистить эти беспокойные земли. Так что, либо я приношу ему, — Креод напоказ принялся тыкать пальцем в пучивших на него глаза мужиков. — Раз, два, три…шесть…девять…двенадцать голов разбойников, либо… — Помолчав, Креод ухмыльнулся и напомнил своё первое предложение. — Либо привожу двенадцать солдат.
Старший разбойников скривился и явно не от боли, но кивнул:
— Уговорили, господин. Сколько жалования положите?
Креод так же спокойно ответил:
— Как обычно, как любому новобранцу Дома, который ещё не заслужил права называться младшим воином Дома. Десять монет в месяц.
— Негусто.
Креод снова ухмыльнулся:
— Ты чем-то недоволен, новобранец?
— Нет-нет, господин, я…
Креод рявкнул:
— Господином вы будете называть только владетеля Дома и его наследника! Я гаэкуджа Дома. Гаэкуджа Малого дома Денудо! Гаэкуджа! Повторить!
Те из разбойников, что уже успели подняться на ноги, попятились, побледнели, поспешно закивали:
— Д-да, г-г-гаэкуджа. Поняли. Всё поняли. Гаэкуджа.
Креод довольно кивнул:
— Отлично. Десять минут вам собраться.
Бывшие разбойники переглянулись:
— И к-куда мы, гаэкуджа? К Большой Ольховке?
— Нет, это далеко. К ближайшему селу, купим там лошадей и пару повозок.
Старший разбойников, кривясь и покрываясь холодным потом, поднялся, спросил:
— Это к чему, гаэкуджа? Повезём что?
Креод ухмыльнулся от уха до уха:
— Еду повезём, да ваше барахло.
— Так это, мы и на лошадях разместимся, гос… гаэкуджа.
— Так это вы, а мне нужно не двенадцать, а хотя бы десятков шесть новобранцев. Будем искать ещё умников.
Старший разбойников молча кивнул, но слух Креода был гораздо острей, чем слух обычного простолюдина и он отлично расслышал, что шептали дальние разбойники, обмениваясь взглядами.
— Тупой придурок.
На этот раз улыбку Креод спрятал. Он тоже считает их тупыми придурками, которых бы раньше даже на лигу к границам владений Денудо не подпустил, не то что удостоил чести стать воинами Дома Денудо. Но сейчас ему выбирать не приходится.
Им понадобилось две ночи, чтобы решиться. На третью ночь он проснулся от тихих шагов, чуть приоткрыл глаза, наблюдая из-под ресниц за двумя неясными тенями в ночной темноте. Судя по тому, как густо тянуло сосновым ароматом — на костёр навалили свежих веток, чтобы прикрыть угли. Причём он даже не заметил с вечера, когда они их приготовили, или же ломали сейчас, но очень далеко от стоянки, чтобы не разбудить его хрустом.
Зря только мучились. Ничего бы не изменилось, даже если бы он не проснулся сейчас от их шагов. Он и вскакивать не собирался. Отребье, которое грабило и убивало на дороге, можно, конечно, подчинить себе добрым делом и словом, но у него нет на это ни желания, ни времени. Он сломает их, заставит бояться его до мокрых штанов или оставит гнить в этих лесах.
Тени сгустились, замерли по бокам от него, медленно подняли руки вверх. Через миг руки рухнули вниз.
Один меч ударил в глазницу, Креод лишь в последний миг дёрнул голову, заставив клинок скользнуть по виску, другой ударил в грудь и тоже не пробил.
Третий дар Хранителей — крепость тела, который получают достойные гаэкуджи.
— Идар! Идар!
Завопил тот, что бил в голову, отскочил назад, запинаясь и падая на спину.
Придурки. Хмыкнул про себя Креод. Придурки, которые решили, что он прибавляет себе веса, называясь гаэкуджей. Ну да, Малый дом, в котором и настоящие идары обычно слабы, куда уж в них простолюдину получить третий дар Хранителей? Слепые придурки, которые не разобрали в прошлый раз, что стрела даже не достала до брони, снесённая в сторону четвёртым даром Хранителей — защитой от стрел, которой обладают только Возвышенные мечники.
Креод и не думал вскакивать, лениво посоветовал:
— Бить нужно сильней. Давай, ещё раз попробуй.
Один, и правда, попробовал. Зарычал, снова вскинул над головой меч и с хеканьем рухнул вниз всем телом.
Креод содрогнулся.
Вот этот удар был хорош. Креода прошило болью, когда меч с хрустом пробил ему грудину.
Мужик орал, дёргался, раз за разом наваливаясь на рукоять и вбивая клинок всё глубже и глубже.
Креоду было больно, а ещё его окатило запоздалым страхом. Рана в грудь, даже в сердце — не смертельна. Но рана в голову? Этого он не знал. Не стоит в следующий раз так полагаться на крепость тела, даже она не бесконечна, и не стоит так полагаться на свою живучесть Кровавого воина, она тоже имеет предел.
Мужик перестал дёргаться, вскочил, заплясал вокруг него, захрипел, заклокотал счастливо:
— Кончил! Я его кончил, по самую рукоять засадил! Хана идару!
Креод разрушил его радость:
— Ты торопишься.
Мужик охнул, прыгнул обратно к Креоду, пытаясь в темноте нашарить рукоять меча, но Креод больше не изображал из себя беспомощную колоду. Выгнулся навстречу мужику, отрывая себя и пришпиливший его меч от земли, поймал мужика за горло и вздёрнул перед собой.
Тот хрипел, бил кулаками и ногами, сбоку наскочил тот, второй, что бил в голову, а потом струсил ударить ещё раз. Креод встретил его ударом в грудь. Хрустнуло, промялось, страшно захрипело в темноте. Креод выдернул руку из влажного, ухватил содрогающееся, пытающееся упасть тело за руку и потащил к костру.
Бросил возле него, ногой отшвырнул толстый, источающий густой, едкий дым слой веток. Алые угли полыхнули, жадно потянули к себе воздух, замерцали, бросая на ночной лагерь багряные, неверные блики.
Креод стоял, освещённый их сиянием. Страшный, невозможный, с мечом в груди, который торчал из спины, истекая кровью, которая струилась по его рубахе.
Мужик, которого он так и держал за горло над землёй, захрипел, засучил ногами, вцепился руками в его пальцы, пытаясь разжать хватку, но лишь бессильно оскальзывался окровавленными руками.