Путь Меча

Олди Генри Лайон

— Тебе сказали, о чем петь? — спросил я.

— Да, о благородный господин!

— Тогда пой!

И я махнул рукой слугам. Те тихо вышли, закрыв за собой дверь. Кос вышел вместе с ними, хотя вполне мог бы остаться.

Что ж это за джир такой, что его даже Кос два раза подряд слышать не может?

— Джир о хитрозлобном якше Чэне Анкоре, о его черных деяниях и беззаконных тайнах, а также о бедах, обрушившихся на Кабир и Мэйлань из-за коварства подлого якши, да проклянет его Творец! — возвестил сказитель неожиданно высоким голосом.

Юнъэр вздрогнула, и я поспешил взять ее руку в свою…

10

Джир о хитрозлобном якше Чэне Анкоре

— Я спою вам джир о Чэне, Чэне из Анкоров Вэйских — Джир о том, как был убит он Во младенчестве беспечном Злобным Бхимабхатой Шветой, Повелителем всех якшей, Страшным ракшасов царем.

(…Я поздравил сам себя с безвременной кончиной и приготовился слушать дальше…)

Рос спокойно Чэн в Кабире, Млеко

матери вкушая, Радуя родных и близких Кротким нравом и весельем, Но ждала беда лихая В самом сердце эмирата Отпрыска Анкоров Вэйских, Ах, ждала беда-кручина, Своего она дождалась И вошла к Анкорам в дом. У пруда игрался мальчик, Веселился Чэн-младенец, И не ведал он о смерти, Уготованной ему. Бхимабхата Швета-ракшас, Двухголовый, красноглазый, Нравом дикий, острозубый, Медношеий, крепкорукий, Тяжкоплечий, страшный в гневе Утопил его в пруду. А потом на место Чэна, Убиенного безвинно, Царь проклятых людоедов Сына своего подсунул, Кровное дитя подкинул — Принца-якшу Асмохату, Дав ему обличье Чэна, Чтоб он людям нес беду.

(…Сказитель перевел дух — и я тоже. Да, теперь я понимал ушедшего Коса…)

Бхимабхата Швета-ракшас — Меч вручил он Асмохате, Что огнем в ночи пылает, Что насквозь сердца пронзает Всем, кто демона узнал. Рос, однако, принц-подкидыш, Притворяясь человеком — Лишь ночами над Кабиром В облике летучей мыши Тенью черною летал. Годы шли, сменяя годы, Рос и силы набирался Злобный якша Асмохата, Чэном звавшийся Анкором Меж доверчивых людей, Но нуждался демон в крови. В крови, что дарует силу, Что скрепляет чародейство, Будто тайная печать. Стал ходить он на охоту, Прячась под ночным покровом, Но не ланей быстроногих, Не оленей и не туров — Он хватал детишек малых, Мирно спавших в колыбелях, И из горла кровь сосал.

(…Ишь ты! Вот негодяй… мирно спавших в колыбелях… просто плакать хочется!..)

Но однажды дикий якша Не успел следы упрятать Трапезы своей кровавой — И его за преступленьем Сам отец-Анкор застал. Янг Анкор за меч схватился, Но не смог ударить сына, Одержимого безумьем — Он не знал, что это якша, И что Чэн лежит в пруду. Засмеялся Асмохата, Вынул свой клинок волшебный, Что огнем в ночи пылает — И пронзил Анкору сердце И его напился крови, Силы черной набираясь И взывая к Бхимабхате, Прославляя злую нечисть, Отвергая путь Творца. И возрадовались якши, Ведьмы, ракшасы и дэвы, Ибо время подходило, Время ужаса и смерти, Что навеки воцарится На пылающей земле. И явился Бхимабхата, Страшный Бхимабхата Швета, Двухголовый повелитель Якшей, ракшасов и дэвов — Он явился к Асмохате, Своему родному сыну, Он расхохотался злобно И сказал ему: «Теперь Отправляйся, Асмохата, Под покровом темной ночи На восток Барра-дорогой — Доберешься до Мэйланя И найдешь ты там на троне Ясноглазую Юнъэр. Соблазни ее немедля — И наследник пусть родится, Чтобы был он нам опорой На земле среди людей».

(…Юнъэр как-то подозрительно покосилась на меня — и я отвел глаза, пытаясь сохранить на лице выражение невинной заинтересованности джиром.)

И отправился к Мэйланю Хитрозлобный Асмохата, То летел он над пустыней, То в тени деревьев крался, То обличья принимал он Разных гадов и зверей. До Мэйланя он домчался, Во дворец вошел незримо И возлег с Юнъэр на ложе, Усыпив жену чужую, И, сорвав с нее одежды, Сделал то, за чем явился.

(…я почувствовал, что краснею…)

В срок положенный родился У Юнъэр малыш-наследник, И ее великим мужем, Праведным Ю Шикуанем, Был объявлен общий праздник — И пришел в тот день провидец И великий чародей. Поглядел он на младенца И сказал Ю Шикуаню: «То не твой ребенок плачет На руках жены твоей!» Вопросил его правитель: «Кто сей подлый осквернитель, Что навлек на нас позор?!» И ответил мудрый старец: «Это — отпрыск Бхимабхаты По прозванью Чэн Анкор.» В гневе выбежал правитель Из дверей опочивальни И седлать коня велел. Вот помчался он к Кабиру, Меч сжимая Цзюваньдао, Ветром мести он летел. Но подстроили лавину Злые ракшасы предгорий, И в ущелье под Хартугой Дело подлое свершилось — Не доехал до Кабира Гордый мститель на коне. Погребла его лавина, И смеялись воры-якши, Хохотали дэвы в злобе, И скорбели всюду люди, И в пустой опочивальне Горько плакала Юнъэр. В это время Асмохата Разгулялся не на шутку, Убивал со смехом громким Он людей мечом волшебным, Что огнем в ночи пылает…

(…этот постоянно пылающий в ночи меч начал меня всерьез раздражать. Что же касается остального… очень, очень поучительная история!..)

…Кровь из жертвы выпивал он, И на улицах Кабира Находили мертвецов. Уж кабирскому эмиру, Многославному Дауду Из семьи Абу-Салимов Слал угрозы и проклятья Хитрозлобный Асмохата — И искать управу стали На исчадье темной силы. Долго мудрецы гадали, Долго мудрецы искали — И нашли в конце концов! На турнире храбрый воин, Чье хранится в тайне имя, Отрубил злодею руку, Что сжимала страшный меч.

(…«Что огнем в ночи пылает», — чуть не добавил я.)

И возрадовались люди, Но воскликнул злобный якша: «Рано радуетесь, люди — Новую, стальную руку Для потомка Бхимабхаты Завтра выкует кузнец!» Как сказал он — так и сделал: К кузнецу пошел назавтра, Золотом того осыпал — Сделал руку из железа Асмохате тот кузнец. И покрыл всего железом От подошв и до макушки — Засмеялся Асмохата, Ибо стал неуязвим. Люди прятались от страха, Хоронились за ограды, Только их не тронул якша — Ведь коварный Асмохата Дело подлое задумал. Вновь отправился в Мэйлань он, Чтоб сыграть в Мэйлане свадьбу Со вдовою Ю Шикуаня Ясноглазою Юнъэр. В это время Бхимабхата, Ракшас Бхимабхата Швета, Двухголовый повелитель Якшей, ракшасов и дэвов — Сам задумал он жениться, Ибо жен всех предыдущих Он успел свести в могилу.

(«…Видимо, этот Швета решил начать исповедовать Хайракамскую ересь, — ядовито подумал я. — Что ж это он — после целого гарема взять всего одну Аала-Крох?! Головы две, а жена одна, пусть даже и Шестиносая… ослабел повелитель, ослабел! Аж засов понадобился…»)

Предложил он узы брака Матери пещерных дэвов, Алмасты и горных духов, Диких гулей-трупоедов Шестиносой Аала-Крох. Свадьбу царь задумал справить В ночь на кладбище Мэйланя Меж надгробий и могил — Чтоб потом отсюда с сыном Страшный Бхимабхата Швета Эмиратом править мог. Двухголовый повелитель Почесал свои затылки, Грозно крикнул парой глоток — Вызвал братьев-великанов Амбаришу да Андхаку, Чтобы те ему достали ВоротА Семи Небес.

(«…ВорОта», — машинально поправила Юнъэр. Сказитель сделал вид, что не расслышал, и продолжил джир…)

Ночью демоны явились — И великие ворОта Были вырваны из петель, И на кладбище мэйланьском, Проломив легко ограду, Два могучих великана Их оставили стоять. И теперь грядут две свадьбы — Асмохаты, злого якши, Что живет в обличье Чэна Из семьи Анкоров Вэйских, Свадьбы якши-кровососа Со вдовой Юнъэр Мэйланьской, И убийцы Бхимабхаты, Что в людей вселяет ужас, На не менее ужасной Шестиносой Аала-Крох. Если свадьбы состоятся — То погаснет в полдень солнце, Смерть войдет в дома людские, Мрак войдет в людские души…