Путь Мури
Шрифт:
Старик наконец-то пустил в ход свой внушительный хвост – но лишь только для того, чтобы дать кашалотику первоначальное ускорение.
И кит поплыл – и с тех пор не останавливался, как и десятки тысяч его сородичей равномерно погружая в воду и показывая на поверхности свое все увеличивающееся в размерах тело с широким дыхалом и белой спиной, выделяющей его среди прочих особей. Размеренно дыша, пуская в воздух струи пара, он устремлялся с тех пор то на север, то на юг, преследуемый стаями птиц и косяками дельфинов, и нарезал по земному шару круг за кругом. В июле кашалот пересекал воды, простирающиеся от побережья Мексики до Гавайев – там в заповедных водах паслись молоденькие китихи-девственницы и самки с только что народившимися детенышами. Он держал курс на Алеутские острова. Почувствовав осенний холод северного тихоокеанского течения, кит только прибавлял ходу, давая до десяти, а то и до пятнадцати узлов и приводя своей скоростью в восхищение людей на яхтах, сейнерах и сухогрузах.
Однажды возле острова
– Смотри, Фредди! – кричал один преследователь другому, не отнимая глаз от бинокля. – Это Моби Дик! Настоящий Моби! Черт возьми, впервые в жизни вижу такого красавца…
Кита успели заснять, и его выскочившая на очередном гребне белая спина долгое время была украшением множества альбомов и журналов.
А Дик спешил дальше. В ноябре океан редко бывал спокоен, гигантские барханы катились в самой великой пустыне, которую только знает мир, и над ними кровавились облака – их подкрашивал пепел вулканов, извергающихся за тысячи миль отсюда. А ветер уже не гудел, а выл, и выло все пространство. Однако кит был равнодушен к тайфунам. Нагулявшись на севере, Дик спускался к Антарктиде, в места столь отдаленные, что даже такое существо, как человек, чрезвычайно редко посещало их – разве что иногда в успокоившемся небе протягивалась пушистая нитка за лайнером.
Но, даже достигнув шестидесятой параллели Южного полушария, кашалот не останавливался и шел мимо белых полей, украшенных ледяными скалами. То здесь, то там с грохотом дробились айсберги. Глыбы сползали в воду, а затем остатки былого великолепия плыли навстречу, отправляясь к течению Гумбольта, которое и растворяло их без остатка.
Дик путешествовал не думая – он оказался послушным учеником! На восточной окраине его владений весь океан покрывался водорослями – мягкие безвольные стебли терялись в зеленом сумраке. Течением выносило на поверхность кашу из стеблей – рыбы, путаясь в этих джунглях, выскакивали то здесь, то там на радость всевозможным охотникам. Кашалот, уже покрытый рубцами, заматеревший, прибавляющий год от года в весе и жире, ворочал хвостом, как гигантским рулем, прокладывая свой путь в этом бесконечном подводном лесу.
На западе вода была горяча и прозрачна. Для того чтобы ощутить хотя бы небольшую прохладу, приходилось нырять на десятки метров. Здесь всегда варился питательный бульон из рачков и планктона, здесь можно было бы и задержаться – но кит не задерживался.
В 1994 году на нью-йоркской конференции пятьдесят энтузиастов спорили, до каких пределов могут простираться умственные способности китообразных. Зоолог Артур Мак-Брайд поместил дельфинов между собакой и шимпанзе. А профессор Брази Хауэлл высказал следующее:
– Уважаемые коллеги! Извилины дельфина более ярко выражены, чем извилины мозга человека. Впрочем, – добавил он, – вопреки распространенному мнению ярко выраженные извилины вовсе не свидетельствуют о высокой степени развития умственных способностей.
– Господа! – заявил профессор Джеймс Мак-Кормик. – По моему мнению, головной мозг есть орган, управляющий рассудочным поведением. Спинной же мозг управляет рефлексами. Так вот, осмелюсь напомнить: у динозавров головной мозг был не крупнее грецкого ореха, зато спинной – огромен. Я хочу привести любопытные данные. Если соотнести вес головного мозга и вес спинного с подобными данными для других животных, то вскроется следующая картина. У рыб это соотношение равно единице. У лошадей – двум с половиной, у кошек – четырем, у обезьян – восьми. У дельфинов – тридцать шесть! Напомним, что для человека соотношение – пятьдесят!..
– И все-таки они мыслят! – восклицал океанограф Дэвид О’Нил. – Дело за малым – наконец-то установить полный контакт. Не думаю, что опыты займут много времени.
Пит Стаут прислал участникам конференции свое послание. Страстный доктор нисколько не сомневался в правоте Фазерленда.
«Недалек тот день, – вещал он, – когда наука докажет: у любого животного есть не только так называемый спинной разум. Унего есть мозг, а значит, язык. Ум животных и птиц – настолько очевидная вещь, что только анахореты, подобные г-ну Беланже, могут из-за своего упрямства и поистине детской слепой наивности не замечать ее. Мой друг и коллега Лили уже поставил свои эксперименты – они впечатляют. Вне всякого сомнения, дельфины общаются в полном смысле этого слова: пока одно из беседующих животных говорит, другое молчит, внимая ему. Более того, находясь долгое время в неволе, они начинают подражать речи знакомых людей. Джон не сомневается в существовании неведомого нам особого сознания дельфина. Нет также никаких сомнений, что за разгадкой языка последует и разгадка Пути. Стоит ли упоминать, что каждое разумное существо имеет конечную цель, ибо только глупцы утверждают обратное! Сколько раз повторять им, что априори любой разум бежит от ужаса бесконечности – как раз от того самого ужаса, который нам столь любезно навязывают подобные господа…»
И так далее…
Между тем блестящий образчик теории г-на Беланже наматывал круги по земному шару, являя всей
Выполнив долг, Дик отбывал восвояси. Вновь вокруг была бездна. Сверху она обозначалась звездами, снизу – фосфоресцирующим свечением каких-то рыб и животных, которые, в общем-то, не особо его занимали.
Так он то исчезал, то вновь показывался в волнах, работая дыхалом, а два ученых мужа продолжали поливать друг друга латынью.
«Aliena vitia in oculis habemus a tergo nostra sunt! [14] – саркастически восклицал Беланже на страницах немецкого журнала «Древо жизни» – рупора своих единомышленников (специальный выпуск, июнь 1994 г.). – Если столь уважаемый доктор Стаут договорился в среде подобных ему ценителей так называемого животного разума о наличии полноценных мозгов у дельфинов и каракатиц, стоит ли удивляться, что он решился на очередной шаг – уверил сам себя (он замечательно умеет это делать!) в том, что даже моллюскам присущи мужество и любопытство! И вот о таких del ana caprina [15] г-н Стаут и ему подобные готовы рассуждать часами и днями, перемещаясь с одной конференции на другую и неустанно пропагандируя подобную чепуху! Что же, discernit sapiens res, quas confundit asellus! [16] »
14
Чужие пороки у нас на глазах, наши – за спиной! (Лат.)
15
Пустяках (лат.).
16
Умный может разобраться в вопросах, которые осел запутывает! (Лат.)
«Нет сил и времени отвечать на подобное! – отвечал на подобное неутомимый Пит в любимом детище «зеленых» – журнале «Jus publicumt», [17] (июль 1994 г.). – Осмелюсь заметить – аd notanda [18] если бы мой оппонент не отвлекался на столь вредные для его почтенного возраста эмоции, он обратил бы внимание: никто из моих сподвижников даже и не упоминает о моллюсках! Но не может ли в конечном счете природа посмеяться над нами, вложив в животных и птиц гораздо более совершенный, я бы сказал утонченный, разум, который человек просто не в состоянии осмыслить, будучи по натуре более примитивным и грубым существом? Errare humanum est! [19] Вполне возможно, эти несчастные, вынужденные существовать рядом с кровожадным человечеством, испытывают муку смертную, наблюдая за всеми нашими глупостями. Miserabile dictum – пока нам, именно из-за нашего примитивизма, попросту не дано завязать даже самого элементарного контакта с муравьями и бабочками!»
17
«Публичное право» (лат.).
18
Следует заметить! (Лат.)
19
Человеку свойственно ошибаться! (Лат.)