Путь на врата. Нашествие Квантовых Котов.
Шрифт:
Нам был виден Южный газон, предназначенный для фото с главами иностранных государств и поисков пасхальных яиц вашингтонскими ребятишками. Кто-то установил огромную структуру из брезента, прятавшую происходящее от посторонних глаз, но мы видели, что за ней скрывалось: гигантский черный прямоугольник портала, похожий на киноэкран до начала сеанса, только черный. Хотя я видел портал прежде, смотреть было страшновато, разыгрывалось воображение.
Еще страшнее стало тогда, когда заревел моторами первый отряд управляемых танков и исчез, сбивая и без того потрепанную траву… затем дюжина транспортов с пулеметчиками и зелеными беретами… за ними маршировала десантная
Президент отвернулся и побрел из кабинета, переваливаясь по-утиному. В коридоре нарастал гул. И все мы переглянулись, зная, что пришла наша очередь.
Мы шли бодро, как только можно выглядеть на рассвете. Кругом, раскидывая приказы, шмыгали какие-то люди, летели искры. В моих ушах звенело, я очень возбудился и готов был совершить что-либо героическое, чтобы удовлетворить даже старика Магрудера. Мы вышли из Зеленого зала, спустились по лестнице, миновав охрану со скорострельным оружием… сюда, в Овальную комнату, где когда-то стояли величественные кресла.
Сейчас все было по-другому: комната напоминала лабораторию ученого-маньяка. Большой президентский стол отодвинут к стене, тысячедолларовые стулья и кушетки в пять тысяч долларов свалены в одну кучу. В центре комнаты располагался прямоугольник из медных труб, окружавший нечто, подобно пустой картинной раме. Это занимало центр комнаты от пола до потолка. С одной стороны располагалась панель контроля, а с другой — приземистые коробки генераторов.
Поля не было.
Ничего не происходило, кроме беспорядка и пронзительного гула. Пугающее бархатное нечто не заполняло прямоугольник. Мы увидели это сразу. Полковник ругался (гнев да разочарование), пока техники снимали панели, чтобы найти неисправность. Перед панелями сердито стоял взвод десантников, а их капитан помогал словами, выкрикивая вслед за полковником такие выражение, что не приведи Господи услышать!
Это нельзя было назвать мирной сценкой.
К нам приблизилась управляющая порталом в форме майора. Она ни на кого не кричала, лицо ее выражало предельную усталость. Майор сказала моим «капралам»:
— Вы задерживаетесь. До поломки портала мы успели пропустить только восемь человек. Очистить проход!
Полковник-капрал Франкенхарст кивнул головой, чтобы мы выполнили просьбу, потом, помедлив, спросил:
— Они прошли на ту сторону?
Мы не стали ждать ответа. Это был глупый вопрос. Управляющая и не пыталась ответить: она повернулась и поплелась прочь. Конечно же, майор не знала, да и не могла знать. Раз группа прошла сквозь портал, она исчезла. Они стали невидимыми, неслышными и не могли ничего доложить. Они даже ничего не заметили, если портал на другой стороне работал. Если бы только действовали гляделки… но они подключались непосредственно к порталу. Мы не знали…
Когда все наладилось, ситуация оказалась трудной. Операция была беспроигрышной и тактически неожиданной, но мы не достигли основной цели. Госпожа президент ускользнула через выход, не помеченный ни на одной карте.
В пределах десяти минут установилось двухстороннее сообщение, но это уже было ни к чему. Мы захватывали пленных наугад, мы выловили телохранителей и людей из спецслужб из шкафов и кладовки. Я видел военного атташе президента, бригадного генерала в парадной форме. Он кипел от бешенства и негодования:
— Почему именно меня?
Мы захватили даже первого джентльмена, который вернулся за видеокассетами со своими старыми фильмами, но мы не поймали нужную птичку.
Мадам президент смылась…
На рассвете я возвращался в «Шератон». Среди пленных и конвоя я смотрелся очень нелепо в своем смокинге. Мы шли с полей сражения!
Отверстие в щите было совсем крошечное. Вначале из него подул ветерок с легким ароматом томатов и сладким запахом зеленой кукурузы. Это было взято на заметку как курьез: в раскинувшемся гиганте Левит-Чикаго вот уже двадцать лет не выращивались сельскохозяйственные культуры. Затем появились птицы. Они летали вокруг, тщетно стараясь отыскать своих птенцов. (Так никогда и не нашли.) Любители птиц стали приходить сюда, подкармливать их и убирать экскременты. Мир не переменился… за исключением того, что в их время занесло семена кудцу. Семена упали на пустырь с сорняками и проросли. Впоследствии Иллинойс был зачумлен агрессивно разрастающимся кудцу.
АВГУСТ, 27, 1983 г. Время: 09.40 утра. Доктор Доминик Де Сота-Арбенц
Как только пульсир поднялся в воздух и погасла лампочка на ремне безопасности, я встал и побежал по проходу. Передо мной с ликующим взглядом через плечо скользила женщина, одетая в пурпурное му-му. Но все оказалось в норме: она спешила в туалет, и я первым подбежал к телефону.
Собственно, слишком рано: мы еще не набрали нужную высоту и пилот не освободил радиоканал. В нетерпении я пару раз набирал свой домашний номер, но линия по-прежнему была занята. Слишком долго меня не было дома. Сначала, когда я уходил в другие времена, жена не спала по ночам. Она очень хорошо помнила, что случилось с Лари Дугласом. Но тот прыжок, по крайней мере, был ближе… институт Склодовской-Кюри находился в шести километрах от дома, кроме того, в Ро-времени, я просто испытал новый костюм. Внезапно появился и опять исчез.
Это оказалось очень легко, к тому же я был настороже. Но потом, когда мы начали изучать паравремена и занялись поиском других времен или теорией квантовой физики, география экспедиций стала расширяться. Бета имели лабораторию на юге Сан-Франциско, Пси — в Ред-Банке, штат Нью-Джерси. Я прошел через портал, немного проехал, прыгнул в пульсир, пролетел несколько часов и прыгнул сквозь другой портал, а ведь у меня были жена и ребенок!
Я набрал номер в третий раз и услышал сигнал соединения. Дороти дома и сразу же откликнулась. Никогда еще я не был так счастлив, как теперь, увидев ее ласковую круглую мордашку.
— Ты отлично выглядишь, До! — сказал я.
Она внимательно осмотрела мое изображение (линза на нашем домашнем видеофоне немножко не в фокусе, кроме того, на Дороти не было очков).
— Хотела бы сказать то же самое и тебе! — произнесла она наконец, — Этот бросок был неудачным?
По открытой линии говорить такое не следовало, но она могла видеть мое лицо, и этого было достаточно. Я ответил:
— Среднеужасным. Как Барни?
— Скучает по папочке, как же иначе? У него прорезались зубки!
Я застал ее с чашкой кофе, и она сделала небольшой глоток.
— Тебя что-то тревожит? — решила она. — Что именно, Доминик?
Удивляясь, я произнес:
— Ты права, До! Я чувствую… мне весело… не знаю отчего.
Она кивнула: я только подтвердил то, что Дороти знала и без того. Когда Дороти Арбенц поступила в наш институт в качестве психолога, я сразу отметил ее: она была просто великолепной, чуткой и очень способной. Позже, когда я женился на До, я почувствовал, что остаток моей жизни, она будет читать мои мысли. Дороти оставила в покое мое тревожное подсознание и переменила тему: