Путь наемника

N&K@

С диким ревом заклинание сорвалось с места, оставляя на земле черный выжженный след. Оно, не заметив, смело солдат, мгновенно испарив их вместе с оружием и броней, и взорвалось в самом центре поселения рабочих.

Вспышка, грохот, порыв ветра. Шквал огня на месте еще недавно стоявших домов. И Никаниэль без сил упал на заботливые руки друзей, потеряв сознание от полного истощения.

Глава 65

Тихим безлунным вечером Никаниэль в одиночестве сидел у костра на краю лагеря Черных Соколов. После захвата Лемилша прошло уже больше недели. Отряд вернулся

в Еанбриг и встал возле его стен, зализывая раны.

Во время последней миссии обойтись без повреждений удалось единицам, больше пятидесяти бойцов получили серьезные раны, а двадцать один храбрый воин покинул этот мир, навсегда оставшись в сердцах родных и близких.

Среди них был и Садо.

Резкий, грубый, он с первых дней не понравился Нику, приняв сторону Дреши. Однако постепенно Садо влился в коллектив и показал себя надежным товарищем и верным другом. Он до последнего сражался, стоя плечом к плечу и прикрывая соратников. И даже находясь в безвыходной ситуации, он остался верен своим принципам и отвлек на себя внимание Триниада, защитив Юлу, к которой испытывал больше чем просто дружеские чувства. Хоть его попытка объясниться и потерпела неудачу.

За это он поплатился жизнью.

Достойный поступок. Хоть и безрассудный.

Но то, что сделал дальше Ник, пусть и было продиктовано необходимостью, начисто перечеркнуло благородный порыв Садо. Теперь в памяти остальных он останется жадным до чужой плоти чудовищем, мерзкой тварью, чуждой всему сущему, уродом, монстром. Отвратительной нежитью.

Зомби.

Имел ли право Никаниэль поступить так со своим другом? Да даже если и не с другом. Исказить саму суть свободной личности. Отнять индивидуальность и, невзирая на нормы морали, запреты, вмешаться в естественный ход вещей.

Получилось, что по воле Ника, Садо повторил судьбу своих родителей. О которой он так не любил вспоминать, и которая повлияла на всю его жизнь, оставив неизгладимый след в душе и тяжкий груз на сердце.

И кроме того, скольких убил сам принц за тот злосчастный день? Этих жертв хватило бы чтобы заселить средних размеров деревню. А все по указке одного единственного короля, которому захотелось прибрать к рукам месторождение красивых камушков. Все ради денег.

Как глупо…

Никаниэль подбросил в костер корявое полено и пошевелил палкой угли, наблюдая, как вихрем взвились десятки маленьких искорок. Они летели все выше и выше и неизменно гасли. Как и жизни невинных, брошенных в горнило бессмысленных войн.

Неожиданно в сознании Ника раздалась тихая мелодия. Легкая, как пушистое облако, и плавная, как изгибы тела возлюбленной. Она лилась чистым горным ручьем, омывая почерневший от горьких дум разум и даруя мир и отдохновение мятущейся душе.

Словно завороженный, эльф смотрел на пляшущие язычки пламени, качающиеся в такт музыке, и сам уплывал в неведомые дали, унесенный волшебным чувством долгожданного покоя. Простой, но такой нежный и ласковый, словно материнские руки, мотив бережно обнял принца. Он укутал его в теплое одеяло умиротворения, сотканное из пелены безмятежности, и приподняв, воспарил к далеким звездам, где нет места боли, горести и страданиям.

Казалось, что это состояние длилось вечность. А может и один миг. Но мелодия, затихнув, прервалась, исчезнув так же внезапно, как и возникла. По щекам Ника бежали

слезы, но он и не думал их вытирать. Без сомнений это было самое чудесное, что он когда либо слышал в своей жизни. Что слышал кто-либо из живущих или живших во всем Альйоне.

— Почему ты плачешь? — раздался рядом звонкий голос. — Тебе грустно?

Повернув голову, Никаниэль увидел сидящую рядом Ванессу. Когда она пришла? В свете костра в ее белокурых локонах блестели вплетенные туда жемчужины, добытые кендером где-то во дворце Витулмона. Выразительные голубые глаза с участием смотрели на принца, а в руках миниатюрная женщина держала ту самую костяную флейту.

Надо же, до сих пор не потеряла. И как только… Секундочку!

— Это… — Ник проглотил так и не отступивший от горла ком. — Это ты сейчас играла?

— Конечно я, а кто же еще? Я же бард! Хочешь еще послушать?

Принц молча кивнул.

Обрадовавшись, Ванесса набрала в грудь воздуха, поднесла флейту к губам… и оттуда как обычно раздались звуки умирающего тюленя.

«Ну да. Конечно. Чего это я?» — подумал Никаниэль. Но в его душе все еще теплился огонек, оставленный недавно услышанной мелодией. Кто-то же ее сыграл? Или нет…

Эльф мягко забрал у полурослицы музыкальный инструмент и положил его ей на колени. Некоторое время они сидели молча, глядя на догорающее полено. За новыми нужно было идти, а вставать так не хотелось.

— Кстати, Ник, спасибо что напомнил. — нарушила тишину Ванессу. — Садо просил тебе передать кое-что.

— Что? — встрепенулся принц. — Садо? Когда?

— Ну помнишь я играла в салочки с теми наемниками из другого отряда? Было весело. — она послюнявила палец и принялась рисовать им завитушки на голой коленке. — А потом пришел Садо и стал водой. Он быстро победил и мне пришлось сдаться. А то как я потом буду сочинять песни без головы? Или как раз только голова для этого и нужна?

Кендер нахмурила лобик, задумавшись, и Никаниэлю пришлось вернуть ее мысли в нужное русло:

— Так что Садо?

— Садо? Ах да. Он просил просил тебя побалда… балда-гори…

— Благодарить?

— Точно! — Ванесса радостно ткнула слюнявым пальцем в Ника. — Он просил передать, чтобы ты не винил себя и что он рад возможности лично прикончить ублюдка Триниада. Еще он просил кое-что сказать Юле, но это не для твоих ушей. Вот.

Никаниэль смотрел на кендера со смесью надежды и недоверия. С одной стороны, он всем сердцем хотел поверить в то, что все это правда, но с другой… Это же Ванесса. Она бывает и с лягушками разговаривает. А как-то раз пела песню верстовому столбу, заявив что в нем спряталась сущность камня.

Но не могла же она это все придумать? Да и речь больно похожа на Садовскую. Хотя тот не мог уже произнести ни слова. Может кендеры и правда видят и слышат этот мир не так как все остальные расы? Хотелось бы верить.

Хотелось бы…

Ника вновь захлестнула волна печали. И пусть она была уже не столь бушующей и пенной как раньше, но все еще грозила размазать плывущего в ней принца о прибрежные скалы безвольного уныния.

Перед его глазами так и стояли трупы мирных жителей возле стен городского храма, молящая о помощи девушка в изорванной одежде, безмолвная атака обреченных на смерть солдат, без остатка сожранных жарким пламенем Огненного шара.