Путь Никколо
Шрифт:
— Асторре, ты слышишь, — толкнул его Юлиус. — Встань и признай поражение, ради всего святого. Или ты хочешь, чтобы этот шотландец прикончил Клааса?
Но наемник упрямо потряс бородой.
— Если бы кто-то другой не задал ему трепку, то я сам сделал бы это. Он крепкий паренек, и к тому же, он ведь защищает честь Шаретти. Вы что, хотите, чтобы говорили, будто на службе у Вдовы — одни слабаки и трусы? Что там болтал про нее этот ублюдок Лионетто?
Феликс вскинул кулак. С ужасом сообразив, что сейчас начнется драка между наемником и сыном его хозяйки, Юлиус
Тяжело дышащий, избитый, с распухшим лицом, нетвердо держащийся на ногах, Клаас теперь уже даже не притворялся, будто способен изучать противника или предсказывать, откуда обрушится новый удар.
Он лишь слабо оборонялся, удерживая шест двумя руками, пытаясь защищать голову и тело.
Разумеется, теперь Саймон был совершенно свободен в своих действиях. Он не старался зацепить дубинку противника, дабы обезоружить его, потому что тогда драке пришел бы конец. Вместо этого, пользуясь шестом как тараном или широко размахивая им, он методично и без спешки принялся избивать своего врага.
Похоже, думать Клаас был уже не способен. Вообще, с самого начала, по мнению Юлиуса, он шевелил мозгами ничуть не больше, чем какой-нибудь ветеран из отряда Асторре, окончательно отупевший от того, что его слишком часто били по шлему.
И все же искорка мысли внезапно зародилась в голове Клааса. Он дождался того момента, когда после серии скользящих ударов Саймон перехватил шест обеими руками, в точности, как он сам, и изготовился для новой атаки. Клаас почти ничем не выдал, что он намерен предпринять, лишь взгляд на миг сместился куда-то вбок, и вельможа с усмешкой тут же метнулся в этом направлении.
Даже теперь он явно не мог поверить, что этот взгляд был всего лишь обманом. Однако Клаас вдруг очутился совсем с другой стороны и не только по-прежнему сжимал в руках свой шест, но и давил на противника изо всех оставшихся сил, с отчаянием обреченного.
У него не было возможности увильнуть. Клаас подошел вплотную, столкнувшись дубинкой с шестом Саймона и по инерции шотландец отскочил назад, сперва на пару шагов, а затем уже медленнее, был вынужден отступить чуть дальше. Он отступал, потому что единственное преимущество подмастерья было в весе, и теперь, впервые за все время, у Саймона не было вообще никаких преимуществ.
Зрители затаили дыхание. Асторре что-то проворчал Феликс и Юлиус по-прежнему держали друг друга, а на краю причала в окружении своих приятелей, громко ругался Лионетто.
За спиной у Саймона люди поспешно расступились. До края пристани ему оставалась еще добрая дюжина шагов. Асторре не скрывал досады:
— Вот проклятье, кто же победит, если эти болваны вдвоем рухнут в воду?
— По крайней мере, драке будет положен конец, — отозвался Юлиус. Он до боли прикусил нижнюю губу. Несомненно, шотландец с его опытом сумеет вырваться из захвата и ускользнуть, задолго до того, как окажется на краю. Или позволит Клаасу подвести его к воде, а потом опрокинет того через край, завершив, таким образом, эту драку…
Если так, решил Юлиус, то нужно действовать как можно скорее. Кому-то придется выудить несчастного избитого недоумка из воды, пока он не захлебнулся от усталости.
Возможно, самолюбивый шотландец и впрямь собирался сбросить Клааса в воду. Возможно, он собирался играть с ним до последнего, выскользнуть из захвата и продолжить избиение. Несомненно, он намеревался предпринять нечто подобное, однако внезапно обнаружил, что все будет далеко не так просто…
Позднее, хотя никто ничего не мог сказать наверняка, те, кто стояли ближе всего к краю причала, клялись, будто Клаас отбросил шест и, ухватив противника за плечи, вместе с ним бросился в воду.
Одно можно было утверждать доподлинно: в последний момент обе дубинки с треском упали на камни и откатились прочь. Даже Лионетто, стоявший совсем рядом, позднее признал, что у шотландца под конец уже не было в руках шеста.
Все видели лишь одно — тот роковой миг, когда Клаас и его мучитель, сцепившись, свалились с края пристани и рухнули в воды гавани.
Крики послышались отовсюду, затем понемногу стихли. На месте поединка осталась лишь пыль и пустая площадка. По воде шли расширяющиеся круги, и волны ударяли о причал.
Толпа сгрудилась у самого края. Но один лишь Юлиус, сорвав с себя платье стряпчего и пояс с висевшим на нем кошелем, сунул то и другое Феликсу, после чего, как был, в своем великолепном дублете, нырнул прямо в воду.
Почти тут же он обнаружил светловолосого шотландца, который быстро и уверенно плыл к ступеням причала и явно не нуждался в помощи. Клааса он не видел нигде, и когда окликнул Саймона с вопросом, тот даже не обернулся к нему.
Вода по-прежнему бурлила в том месте, куда погрузились оба поединщика, и Юлиус принялся грести в ту сторону. И лишь когда оказался совсем рядом, то увидел кровь, поднимающуюся узкой спиралью, точно струйка краски в красильном чане.
Вдохнув поглубже, он нырнул и вскоре отыскал холодное, неподвижное тело Клааса.
Поскольку парень, похоже, погиб, а это могло вызвать неприятности, капитан Дуодо торжественно сошел с палубы на пристань в сопровождении афинянина де Аччайоли и корабельного лекаря. Когда они приблизились, толпа поспешно расступилась, за исключением лысого человечка, который, что-то недовольно ворча, возился над неподвижным телом подмастерья.
— Неприятная история, — негромко подал голос мессер Дуодо.
Лионетто с Асторре переглянулись, и Лионетто выступил чуть вперед.
— Воды наглотался, но это не беда. Такие парни быстро идут на поправку. Думаю, через недельку-другую он будет в полном порядке.
— А, значит, он жив? — переспросил капитан. Немудрено, что он так обманулся: глаза мальчишки были закрыты, лицо осунулось, и к тому же виднелись следы крови. — Что вы там делаете? Возможно, нужна помощь лекаря?
Не поднимая головы, лысый человечек отозвался:
— Я сам лекарь. Но мне бы пригодились чистые повязки и мази. Здесь колотая рана.