Путь Никколо
Шрифт:
Марианна де Шаретти слушала, задавала вопросы, возражала, спорила, и порой даже умудрялась настоять на своем.
Насос во дворе был приведен в порядок, и из Алоста доставили человека, у которого не было других дел, кроме как присматривать за оборудованием, дружески болтать с Липпином и выполнять приказы Хеннинка. Хеннинк был доволен, а сам алостец, обо всем докладывавший вдове напрямую и часто получавший от нее прямо противоположные приказания, оказался человеком скромным и весьма способным. Какие новые знакомства Клааса породили это чудо, оставалось пока неочевидным. Что касается Годскалка, то, насколько было известно Марианне, он приходился братом капеллану цеха художников: она подозревала, что его предоставил Колард Мансион. Венгр, как ни удивительно, был в родстве с женой одного из Слёйсских моряков. Новый заместитель Хеннинка, родом фламандец, откликался, однако, на имя Беллобра, что всякий раз вызывало у Феликса приступы бурного веселья.
Все то время, что она не тревожилась по поводу чрезмерных займов, вдова тоже постоянно боролась с желанием улыбнуться. Никогда прежде она не испытывала столь шумного подъема: ни в девические годы, ни при жизни Корнелиса. Она искренне завидовала Клаасу: даже в самые трудные ученические годы он всегда оставался живым и шаловливым. Теперь же, сделавшись кем-то вроде ее личного помощника, он превзошел самого себя. Всякое утро Марианна де Шаретти просыпалась в напряженном ожидании, гадая, какие поразительные сражения ей придется сегодня выдержать, какие новые приобретения, новый опыт, новые приключения вместит в себя этот день. Она не оставалась разочарована. Она никогда еще не встречала человека, который мог бы столь успешно трудиться в самых разных областях. Все прошлые выходки теперь воспринимались лишь как выплески этой жизненной силы, и следовало быть благодарным, что их не оказалось куда больше. Разумеется, ему следовало торопиться, ведь он должен был вернуться в Милан по делам посыльной службы. Здесь также дело двигалось полным ходом. Она просила, чтобы ее держали в курсе, и он соблюдал их уговор неукоснительно. В основном, это касалось найма гонцов, осмотра лошадей, сбора сведений о местах ночевок, дорожных сборов и деятельности конкурентов. Местные отделения нескольких банков, включая Медичи, сообщили о своей готовности по контракту доверить часть депеш посыльным Шаретти. Один из новых курьеров уже направился на юг под большой охраной.
Но такие управляющие, как Анджело Тани, желали быть обслужены лично, и Клаас был готов пойти им навстречу. Он сам отвезет письма. В любом случае, ему необходимо явиться в Милан и устроить все с той стороны. Тани желал, чтобы Клаас отбыл, как только придут последние вести из Лондона и Томмазо получит известия насчет страуса был ли тот погружен компанией Строцци на борт каталонского судна на Майорке?
Фландрские галеры, задержавшиеся в этом году непривычно надолго, наконец набрались смелости и взяли курс на Лондон, чтобы принять на борт английские товары и начать долгий путь домой в Венецию. Вопрос был в том, не вздумает ли английский король Генрих, ввиду гражданской войны, реквизировать галеры для собственных нужд? Торговцы в Брюгге, Лондоне и Саутгемптоне со страхом ожидали дальнейших событий.
Епископ Коннини, исполняя свою благородную миротворческую миссию, двинулся вдоль берега, чтобы посетить захваченный англичанами Кале и встретиться там с английскими повстанцами — Грефом Уорвиком и Эдуардом, сыном Йоркистского претендента на трон. Поговаривали, что в Кале находятся также немало шотландцев. Поговаривали, что сам король Шотландии теперь ведет тайные переговоры с обеими сторонами, а не только с правящим Ланкастером, и даже обратился к герцогу Бургундскому с просьбой прислать ему еще пушек.
Поговаривали, будто шотландский король посылает гонцов в Брюссель под видом торговцев, и одним из них может оказаться Саймон Килмиррен. Помните того Саймона, который поднял такой шум из-за своей собаки, когда обнаружил юного Клааса в подвале с девчонкой? Того самого, что встал на сторону Лионетто в Слёйсе против Асторре и всех Шаретти? Кто чуть не прикончил юного Клааса портняжными ножницами? Или, может, все было наоборот…
Эти сплетни дошли и до вдовы. Она была в зале собраний торговцев шелком и бархатом, стараясь заключить контракт на крашение пряжи, — это она по-прежнему единолично держала в своих руках. Затем последовали три встречи в самых разных местах, куда ее сопровождал Клаас, и у них не было возможности поговорить наедине. По пути домой с третьей из них, он наконец выслушал ее, но, похоже, не слишком встревожился.
— Милорд Саймон? Но ведь он не имеет ничего против вас лично, а я вскоре исчезну отсюда. Скорее, у него будет по горло проблем с собственным отцом. В особенности, если он плетет интриги от имени короля Джеймса или епископа Кеннеди. Сегодня я слышал кое-какие добрые вести.
Утром она бы заставила его говорить о Саймоне Килмиррене, но теперь чувствовала себя слишком усталой и позволила ему сменить тему. Хорошие новости означали, что у них прибавится работы. Так что ей следовало поберечь силы. Никто не желает вести переговоров с подчиненным. Куда бы ни направлялся Клаас, она должна была идти с ним, пока Феликс не будет готов занять ее место. Так сказал Клаас. И несомненно, он был прав. Феликс, преуспевший в деле содержания винных таверн, еще должен был овладеть и менее увлекательными сторонами деловой жизни, а это могло занять немало времени. А пока в тайне ото всех ее сын оттачивал турнирные приемы. Так что на слова Клааса она отозвалась довольно равнодушно:
— Да? Какие хорошие вести?
Теперь он куда лучше держался на лошади. Не без изящества повернувшись в седле, он широко улыбнулся.
— Еще четыре встречи. Нет, серьезно. Капитан Лионетто, который сейчас объединился с кондотьером Пиччинино перевел все свои сбережения в банк Тибо и Жаака де Флёри, наших добрых друзей из Женевы. По-моему, они друг друга стоят.
— Я сегодня настроена не так милосердно, — отозвалась его хозяйка. — Ты говоришь, что Пиччинино нанял Лионетто? Значит, он, как и мы, будет сражаться на стороне короля Ферранте. Значит, он тоже берет золото у герцога Миланского и папы. Когда война закончится, то, кто бы ни победил, Жаак де Флёри еще больше обогатится, а Лионетто сколотит себе состояние. Ведь это главное, не так ли? Неважно, кто победит, наемники все равно получают деньги. Именно поэтому ты и убедил меня послать еще людей Асторре.
— Да, вы тоже заработаете целое состояние, — радостно подтвердил Клаас. — Но все равно это хорошие новости. Что вы собираетесь делать завтра?
— Ничего, — с чувством ответила Марианна де Шаретти.
— Вот и славно, — сказал Клаас. — Я как раз подумал, что пора мне отправляться в Лувен. Феликс может тоже поехать, облеченный властью, при необходимости, уволить нового управляющего. А потом мы двинемся в Генаппу.
Она невольно натянула поводья, но тут же поспешила дать лошади шпоры, прежде чем лакеи смогут их нагнать. Она держалась в седле куда лучше, чем он. Ее плащ был тщательно выглажен, а капюшон надежно закреплен булавками поверх накидки и чепца, так что ни один волосок не выбивался наружу. Чепрак у лошади был традиционного синего цвета Шаретти с алой полосой по краю, а уздечка отделана серебром.
— Феликс не поедет в Генаппу, если ты будешь с ним, — заявила она. — И кто сказал хоть слово насчет увольнения Оливье? Ты ведь даже с ним еще не встречался.
— А при чем тут я? У меня нет никаких предубеждений. Но Феликс может попробовать разобраться во всем и вынести решение. Вкус плетей и виселицы, власть хозяина…
— А Генаппа? — уточнила мать Феликса.
Клаас улыбнулся.
— Я поеду туда. А Феликс не решится отпустить меня одного.
Четыре дня спустя Оливье, управляющий делами Шаретти в Лувене, оказался уволен. Разбирательства накануне продлились большую часть дня, и об увольнении с апломбом заявил jonkheere Феликс де Шаретти. Мастер Оливье, до которого уже докатились слухи из Брюгге, начал заранее укладывать вещи, и ему позволили спокойно покончить с этим, после того как он подписал некоторые бумаги. К вечеру он уже отбыл прочь.
Молодой оценщик, которого Клаас вроде как случайно захватил с собой, чтобы помочь с проверкой счетов, как оказалось, готов был временно занять место управляющего, и это значительно упростило ситуацию. Феликс доверил Клаасу посвятить того во все тонкости, а сам отправился к университетским приятелям пожаловаться на то, как сложна жизнь делового человека. Когда он вернулся домой под светлеющим небом, в кабинете управляющего по-прежнему горели свечи, что являлось злостной тратой воска. Но ему слишком хотелось спать, чтобы сейчас идти туда и возмущаться.