Путь отважных
Шрифт:
Через два дня поезд прибыл в город Балтийский порт. Здесь был у казака, который первым обнаружил Володю, старый друг матрос Якум Гайдебулин. Ему-то и передал казак мальчишку на берегу моря, у маяка Пакерот.
Якум Гайдебулин — молодой татарин с быстрыми и строгими глазами — сразу согласился взять Володю к себе на береговую батарею. Начальство, к счастью, не возражало. Так попал Володя Карасёв в крепость Петра Великого на батарею «1 Буки».
Всё было здесь для мальчика необычным: закованные в броню и гранит укрепления, стволы огромных орудий, в которые свободно мог залезть человек и потолще Володи,
Тяжела была служба в царском флоте, а на батарее «1 Буки» — особенно. Сюда посылали служить «неблагонадёжных» матросов — тех, кого подозревали в участии в революционных кружках. Таким был и Якум. Уже давно он стал подпольщиком-революционером, но царские полицейские и сыщики никак не могли поймать ловкого матроса на месте преступления.
Володе совсем неплохо жилось на батарее. Он привык и к необычному распорядку жизни, и к непонятным вначале «морским» словечкам. Он уже знал, что палубой тут называют пол, что камбуз — это кухня, а кубрик — помещение для сна, что чумичкой называют самую обычную разливную ложку, а слова «верёвка» на флоте нет совсем. Каждая верёвка имеет название по своему назначению.
Поначалу Володя побаивался своего «дядьку» Якума, но вскоре очень сильно привязался к матросу, который не то что по-отечески, а прямо по-матерински заботился о нём. А Якуму, человеку, всегда находившемуся на подозрении, революционеру-подпольщику, очень дорога была привязанность мальчишки. Ведь на службе в царском флоте он на долгие годы был оторван от родных и близких.
Когда Якума Гайдебулина перевели с батареи машинистом на корабль, он захватил с собой Володю. Раз уж стал Якум «дядькой», воспитателем, значит, куда он — туда и воспитанник. Держась за руку Якума, поднялся Володя по лесенке-трапу на борт крейсера «Рюрик».
Ну и корабль! Громадина! Одних матросов несколько сот человек. Первые дни Володя боялся далеко отходить от Якума. Того и гляди, заблудишься среди коридоров, переходов и трапов. Но скоро он освоился на крейсере, бегал с палубы на палубу, спускался по горячим отвесным трапам в жаркое машинное отделение и в котельные, где, озарённые пламенем, бросали в топки уголь полуголые кочегары.
Когда корабль пришёл в порт Ревель, Якум дал Володе какой-то свёрток и сказал:
— Сейчас подойдёт барказ. Отправишься с матросами на берег. В порту отыщи грузчика Пахома — его все знают — и передай ему этот пакет. Только так, чтобы никто не видел.
Володя сунул пакет под свою полосатую тельняшку и сказал: «Есть!», как полагается на флоте. И не подозревал мальчишка, что в этот момент он впервые в жизни приобщается к революционной работе. В пакете находились прокламации. Через несколько часов Володя возвратился на корабль. Поручение было выполнено.
— Молодец, салага! — улыбнулся обычно хмурый Якум.
А Володя был счастлив, что его назвали салагой. Так моряки шутливо называют юнг и молодых матросов-первогодков.
Время шло. День за днём, месяц за месяцем, поход за походом. Не было такого порта на Балтике, где бы не побывал
Тяжёлая корабельная служба шла своим чередом: пронизывающий ветер на качающейся палубе и адская жара в машинном отделении, артиллерийские учения, когда от грохота орудий кажется, лопаются барабанные перепонки в ушах. Особенно трудно приходилось зимой: свирепые штормы швыряли корабль, холодные волны заливали палубу. Бывало, промокнет Володя до нитки, зубами дробь выбивает, а Якум говорит:
— Ничего не попишешь, салага, — привыкай! Такая уж наша служба морская.
И Володя старался, по примеру своего дядьки, и вида не показывать, когда было ему трудно, холодно или страшно.
Приходилось Володе и «драить медяшку» — это значит начищать до огненного блеска медные ручки и перила на корабле, и швабрить палубу, и до боли в суставах чистить на камбузе гнилую картошку.
А то спустят его на канате за борт. Висит Володя над пенящимися волнами и начищает двуглавого орла — царский герб, который был укреплён на серой броне корабля.
Но, помимо всей этой работы, была у Володи и другая. Как только корабль приходил в порт, Володя отправлялся на берег, унося под тельняшкой очередной пакет для товарищей по подполью.
* * *
Шёл славный 1917 год, год Великой Октябрьской революции. Володя Карасёв служил теперь юнгой в машинной школе в Кронштадте, куда определил его Якум Гайдебулин.
Однажды в холодный осенний день матросы с кораблей и береговых батарей собрались на Якорной площади. Был здесь и Якум Гайдебулин. Матросы отправлялись в Питер. Володя молча стал рядом с Якумом. Ему тоже дали винтовку.
В эту ночь, по приказу Военно-революционного комитета большевистской партии, красногвардейцы и моряки штурмовали Зимний дворец, где засело буржуазное Временное правительство.
Из-под широкой арки ринулись матросы на Дворцовую площадь. Резкий ветер летел с Невы, и там вдали на воде перемигивались сигнальные огоньки кораблей. И вот прогремел выстрел из корабельной пушки. Это крейсер «Аврора» подал сигнал атаки. Мог ли знать тогда Володя Карасёв, что выстрел этот прогремит на весь мир и навеки останется в памяти людей?
Многого ещё не понимал тогда Володя, но, идя за своим «дядькой» Якумом, он знал, что воюет против заклятых врагов — богачей и жестоких царских офицеров, против того самого попа, из-за которого он ушёл из родного дома. В руках у Володи была винтовка, и он очень гордился тем, что идёт воевать вместе с Якумом и его друзьями-матросами.
Под натиском революционных отрядов распахнулись высокие ворота дворца, и наступающие побежали вверх по широкой мраморной лестнице, стреляя на ходу. В дыму Володя разглядел, как какой-то офицер прицелился в Якума. Выстрелить он не успел. Володя выстрелил первым и уложил врага наповал. А когда Зимний был уже взят, Володя увидел в одном из залов большое золочёное кресло. Недолго думая он уселся в это кресло, чтобы зашнуровать развязавшийся ботинок. Вокруг захохотали.
— Вот царский наследничек выискался! Ты куда сел? — сказал смеясь рабочий-красногвардеец.