Путь Пилигрима

Диксон Гордон Руперт

К счастью, участие человеческого существа в разговоре с хозяевами в основном сводилось к вежливому «да» в ответ на приказание. Обычно зверям не задавали вопросов, как делал это Лит Ахн, а сейчас Лаа Эхон. Даже если бы не существовало языковой проблемы, обычный алааг предполагал, что любой ответ зверя потребует запроса информации, которая может быть непонятной или ненадежной.

Он глубоко вдохнул прохладный воздух, начав путь длиной всего в четыре квартала, отделяющих здание штаба от квартиры. Прошло около часа после рассвета. Утро выдалось солнечным, но с необычной свежестью воздуха, проникающей

в легкие и напоминающей о том, что на дворе ноябрь, но день все же теплый для этого времени года.

Зима опять надвигалась на Северное полушарие Земли, бывшее основным регионом путешествий Шейна, и мысль об этом привела его в изумление. Время летит быстро. Оно стало мчаться еще быстрее после всего, что случилось, начиная с того дня, когда он спас Марию и впервые встретился с участниками Сопротивления. Он смотрел по сторонам, видя окружающее с удивительной ясностью, как это бывает у человека, только что выпущенного из тюрьмы. Наверху бездонное голубое небо, казалось, простирается в бесконечность над крышами зданий. Ветер не был холодным, но резкие его порывы подхватывали полы плащей тех многочисленных проходящих мимо него пешеходов, которые были одеты странниками и имели при себе посохи. Его по-прежнему удивляло их большое количество. Он поймал себя на том, что ускорил шаг, чувствуя настоятельную потребность в действии, причину которой в тот момент понять не мог.

Дойдя до многоквартирного дома, где они теперь жили, он поднялся на третий этаж. Отперев дверь и войдя, он не ощутил присутствия Марии или Питера, но поскольку вряд ли их не было на месте, он пошел в заднюю часть квартиры, где находился открытый балкон-лоджия, выходящий в маленький, обнесенный стеной садик позади здания.

Он прошел вдоль длинного коридора, в который выходили двери комнат, и выглянул через дверь в его конце. Остановился, услыхав приглушенные голоса, и улыбнулся. Они были там.

Он выглянул на улицу. Косые лучи утреннего солнца, падающие на балкон, создали островок тепла в его дальнем, защищенном от ветра конце. Питер и Мария сидели друг напротив друга в довольно неудобных плетеных креслах за маленьким столиком с круглой стеклянной столешницей. Оба были в темных свитерах, составлявших контраст освещенному солнцем фону: зеленой бетонной стене, полу и загородке балкона. Низкая стена слева от них была украшена арками из бетона, Питер с Марией выглядели какими-то чуждыми этому интерьеру, как люди, перенесенные в прошлое.

Они разговаривали очень тихо, и он не мог разобрать слов, но разговор был, видимо, всепоглощающим, потому что они держали друг друга за руки, протянутые через стол. Все так же улыбаясь, Шейн вошел.

– А вот и я!
– объявил он по-английски.

Они разомкнули руки и выпрямились, отдаляясь друг от друга, когда он подошел к ним. Вскочив на ноги, она обвила его шею руками и принялась целовать, почти неистово.

– Эй,- произнес он в следующее мгновение, осторожно высвобождаясь из ее объятий,- ты скоро задушишь меня. Я знаю, что немного задержался, но не так уж долго меня не было!

И тут он заметил слезы у нее на глазах.

– Ну, что случилось?
– спросил он, приподняв ее лицо за подбородок, чтобы лучше рассмотреть.- Что тебя расстроило? Я в порядке.

– Ничего,- сказала она, отстраняясь от него и смахивая слезы с ресниц.- Просто мы с Питером разговаривали о том, какая была жизнь - до пришельцев - и какой она стала с их приходом, и когда я увидела тебя, то вспомнила, что хотя сейчас нам и плохо, но не явись они, мы никогда не нашли бы друг друга…

– Моя вина, что я затронул эту тему,- произнес Питер с кресла у стола.- Как бы то ни было, нет смысла вспоминать давно прошедшее.

Шейн придвинул к столу еще один стул и уселся. Мария тоже села. Они посмотрели друг на друга поверх маленького стола, и Шейн повернулся к Питеру.

– Каков ответ?
– спросил он.- Как скоро можно ожидать появления двойников Пилигрима вокруг зданий алаагских штабов?

Лицо Питера скривилось.

– Ты понимаешь, о чем спрашиваешь?
– сказал он.- Ты хочешь, чтобы не то что тысячи - миллионы в плащах собрались там, где ты укажешь, но ты хочешь еще, чтобы это произошло одновременно во всем мире, и имеешь в виду людей, не подчиняющихся приказам или не находящихся в прямой связи с Сопротивлением или профессиональными группами.

– Ладно,- сказал Шейн.- Я знаю, требование чрезмерное. Но дело в том, что его надо выполнить. Все, чего я ожидал от вас и организации,- это оповещение людей и

оценка того, насколько быстро можно достигнуть результатов.

– Тем не менее,- сказал Питер,- хочу, чтобы ты понял, насколько это невыполнимо - то, о чем ты просишь.

– Я понимаю!
– нетерпеливо произнес Шейн.- У тебя есть что сказать мне? Только это я хочу сейчас услышать.

Питер криво усмехнулся. Это была усмешка человека, в конце концов махнувшего на все рукой и отказавшегося от споров.

– Ну хорошо,- вымолвил он.- Слушай. То, о чем ты просил, практически невыполнимо. Мы решили уже сейчас передавать людям распоряжение начинать двигаться в города - просто в города, им не говорили ничего, кроме этого. Они должны носить одежду пилигримов, собираться в городах и ждать.

– Ждать?
– Шейн уставился на него.

– Ждать Пилигрима, у которого есть для них послание,- сказал Питер.- Остальное за тобой. Когда ты сочтешь, что людей собралось достаточно, когда сам будешь готов, ты передашь сигнал мне, и он будет передан всем и повсюду - куда идти, что делать и чего ждать. А если ты хочешь, чтобы мы угадали, сколько времени уйдет на то, чтобы, скажем, пятьдесят тысяч людей заполнили улицы вокруг штаба чужаков в каждом городе, то это может быть от пяти до десяти дней. Вот то, что мы можем тебе предложить.

Слова эти эхом отдавались в голове Шейна. Последовавшая затем пауза казалась бесконечной. В тишине, наступившей после слов Питера, его слух улавливал отдаленные звуки города - шум транспорта и еле слышные голоса людей.

Он снова почувствовал себя так же, как на пути сюда, когда заметил голубизну неба и яркость утра. И это, скорее, была ясность зрения не освобожденного из тюрьмы человека, а заключенного, который с некоторым облегчением слушает объявление дня и часа своей казни. Саму казнь его воображение отказывалось нарисовать. Его мысли летели вперед до того момента, когда он встанет и будет говорить с Лит Ахном как Пилигрим,- но дальше этого момента они не шли.