Путь самца
Шрифт:
Долго думал, что главное в следующем периоде жизни человека: от восемнадцати до двадцати-двадцати двух? И понял. Люди взрослеют, и помимо обычной подростковой озабоченности их жизнь наполняют разные социальные установки. А также страхи, что ты не справишься с ними. Причём страхи преследуют в равной степени как мужчин, так и женщин.
Что касается парней, то самой страшной их проблемой становится затянувшаяся девственность, особенно если вдруг над твоей головой, как волосатая засасывающая вагина, нависла армия. «Это что же?! — в спермотоксикозной панике мечется душа будущего воина. — Если я не стану мужиком сейчас, то шанс выпадет только в двадцать! Если доживёшь!!! Но это же позор и ужас до преклонных двадцати лет оставаться валдайской целкой. Как на это отреагирует телка, которую
…Именно тогда мы с моим приятелем оказались на тропе воинственного поиска приключений перед армией. Но если у меня с бабами уже «всё было», то у него — пока нет.
— Я тебе помогу! — геройски заявил я, представляя внутренний ужас своего товарища (ведь я на его месте бился бы в истерике). Хотя моя уверенность и строилась тогда из редких удач, которые смело можно приравнять к чуду, все же у меня было «намного» больше опыта, сына ошибок трудных и гения, друга парадокса.
И мы отправились в ЦПКиО им. Кирова, где, взяв напрокат лодочку, ненавязчиво гонялись за телочками с более-менее сформировавшимся желанием хоть кому-нибудь, хоть на полшишечки… Удача в тот день решила улыбнуться только одному из нас. Мы, то бишь я, подцепили двух девок. Но только одна из них была не похожа на горгулью, а вторая — вылитый Квазимодо. Но что делать.
— Ладно. Тебе нужнее, так что «Эсмеральда» твоя, — шепнул я на ухо приятелю.
— Не даст! — обречённо пробурчал он.
— Куда денется. Тебе не даст, достанется мне. А вторая тогда твоя (ха-ха-ха). Так что старайся.
И мы взялись уговаривать баб пойти ко мне домой, на палочку чая.
…Если бы только знать, что моя жертва в тот день пропадёт даром. Пока я мучился в комнате с доставшимся мне бегемотиком с крокодильим личиком, у которого внезапно оказались критические дни и внезапно вдруг возникшая любовь ко мне (девушка настойчиво предлагала встречаться, а я отмахивался повесткой), мой приятель все два часа, проведённые с девкой наедине, базарил с ней за жизнь.
— Как же так?! — обиженно вопил я после того, как девчонки ушли. — Я же как Матросов бросился на этого лемура. Уступил тебе царевну, а ты, как кот Баюн, — трындишь, трындишь и…
— Но она сказала, что ещё девственница. Что мне было делать? — со сказочной дуростью возмущался он в ответ.
Что, что?! Меня позвать.
А может — он влюбился с первого слова? И по глупости надеялся, что так ему точно будет известно, ждала его «Эсмеральда» из армии или нет. В этом возрасте абсолютно непонятны мотивы, движущие людьми. У всех куча страхов. У парней — дождётся девушка или нет. А бабы опасаются и прикидывают, женишься ты на ней после армии или нет. Или ей лучше что-нибудь сейчас подыскивать…
Женщины коварны уже с юности, они тоже не хотят упускать удачу. Ну, или мне так кажется. По крайней мере та в меру симпатичная «Эсмеральда», с которой мы красиво познакомились в парке и трогательно простились, уходя, пообещала ждать моего приятеля и писать ему письма в армию. А писала она их не только ему… По крайней мере и мне она тоже писала.
Впрочем, на ней свет клином не сошёлся: мне писали шестеро девушек, хотя многие бойцы и сослуживцы не верили в мои способности. Потому что в армии, как ни крути, не только мой приятель, а практически большинство были ещё девственниками. Помню, как ко мне подошли азербайджанцы и спросили: «Ром, ты из города?» — «Да». — «А ты когда-нибудь трахал женщину?» — «Да. Неоднократно». — «Ой, не надо, не заливай». — «А вы нет? Неужели только ослиц?!»
Но как им было поверить в мои способности, если ситуация с сексом в деревнях или небольших городках была ещё хуже. А я… Я за первые месяцы в армии сбросил восемнадцать килограммов и был похож на пятиклассника. Даже заболел тогда, о чём и сообщал в письмах к любимым. Одна из них, моя «санаторная»
Когда её увидели кавказские «деды», они просто опешили.
— Это твой девушка? — с недоверием спрашивали они, пристально оглядывая мою исхудавшую персону.
— Мой. А что такого? — ответил я с видом бывалого и тёртого джигита. И тут же понял, что я — орёл.
Она оставила пару апельсинов, банку сгущёнки, посидела и уехала. А я осознал, что в санатории прошлым летом лечился не от того. Нужно было зрение и мозги вправлять. То есть я не только не трахнул готовую к этому телку, но даже и не разглядел её как следует. Типа, девочка как девочка. И только сейчас, посмотрев на неё глазами других людей, изменил своё мнение. Стал писать ей, предлагая в письмах выйти за меня замуж. Но у неё уже были другие… планы. Она сообщила, что, к сожалению, уезжает с папой в Америку… И уехала с каким-то парнем в Израиль.
…Несколько лет спустя я оказался у них в гостях. Там не было даже свободной кровати, и мне дали спальный мешок. Зато утром её парень ушёл на работу, а я перебрался в кровать, и у нас все, наконец, спустя столько лет, случилось. Едва мы кончили и я сел перекурить, как её парень зачем-то вернулся. К счастью, он нас не застукал, хотя, может, и заподозрил что-то…
Ну да ладно. Это уже другая история.
А тогда, в армии, поняв, что эта звезда исчезла с моего небосклона, я продолжал строчить другим девушкам. И, как только меня отправляли в командировку в Питер, не упускал случая встретиться со всеми ними (кстати, забыл сказать, что в командировках я был семь раз. Потому что у меня какой-то дальний родственник оказался генералом в Генштабе округа). Приезжая домой, встречался сначала со знакомыми девушками, потом с малознакомыми, и даже совсем с незнакомыми. Разумеется, цель, которую преследуешь в таких отпусках, — чтобы бесценное время не было потрачено зря. Сразу прикидываешь, даст — не даст. Глаз выбирает баб, готовых переспать: ведь уламывать тебе некогда, мозг анализирует это.
И вот как-то в этой череде дошла очередь и до «Эсмеральды» из парка. Той, слегка симпатичной, что писала и мне, и моему товарищу, и… её уламывать я бы тоже не стал, — чего терять время и делать подлянку другу — но я всё же с ней встретился. И увидел, что… произошли необратимые перемены: она вполне подходила под то, что мне сейчас нужно, — под секс-тренажёр.
И я позвал её к себе.
А она, не будь дурой, пришла.
Конечно, мне захотелось её раздеть. В девичьих глазах при этом не появилось ни страха, ни упрёка, какой бывает у девушки в торжественный момент дефлорации. В глазах подруги только суетились раздумья о правильном выборе жеребца. Она даже сказала двусмысленную фразу: «Вот если бы ты не был другом Андрея…»
Что имелось в виду? Что тогда она бы отдалась, не переживая насчёт сплетен? Или, если бы я не был его другом, она бы сейчас разбила мне морду, а так как дружба — это святое, она готова практически на все? Что тоже странно, ведь она не обязана спать с другом. Но раз уж она сама пришла, мне задумываться о причинах и лейтмотивах фраз было совсем недосуг. Тем более что она уже разделась, улеглась и даже раздвинула ноги.
…Вернувшись в часть, я выкинул её из головы и, ожидая следующей командировки, продолжал писать длинные страстные письма. Теперь на первый план выдвинулась моя вторая «санаторная любовь». Красноярская скромница. С ней я, наверное, даже связывал какие-то надежды. Она сообщала в письмах, что очень ждёт и очень любит. Из её писем я узнал, что она приехала в Питер, что поступала в институт, что провалилась и что сейчас учится в ПТУ на маляршу-штукатуршу и живёт в общежитии. Однажды она вдруг сообщила неприятную новость: что до последнего времени была девственницей, ждала только меня, но… её изнасиловали. С одной стороны, я огорчился, а с другой — путь, простите за цинизм, был открыт. Едва мне снова дали отпуск, как я рванул к ней.