Путь Самирана
Шрифт:
Осматривая скелет, одетый в подозрительно современное бельё, я провалился под пол. И очнулся в этом храме, причём примерно в той же позе, в какой лежал скелет. Есть вероятность, что скелет и принадлежал Самирану, юноше, который пришёл в храм… Чтобы что?
— Голос… Ты тут… э-э-э… внутри?
— Внутренний Голос всегда там, где ты.
— Круто. А тот парень, то есть я, что я тут делал?
— Получал благоволение.
Стесняясь нелепости своих слов, спросил:
— А не проводил ли он… то
Внутренний Голос ответил не сразу:
— Что ты хочешь вспомнить?
Я потрогал свои курчавые и жёсткие волосы. Хорошее ощущение. Волосы — единственное, что радовало в этой нелепице.
Я поднялся на ноги и сделал несколько шагов. Площадка храма была овальной, огромной и пустой.
Только сейчас я заметил осколок чёрного стекла, парящий в метре над полом.
— Что это за стекло?
— Это не стекло, а грани, — пояснил Голос.
Я прикоснулся к осколку, он беззвучно рассыпался на мелкие осколки ровной треугольной формы. Как стая чёрных букашек, они окутали мою руку, впитались в неё и пропали.
Внутренний Голос гаркнул восторженным тоном:
— Продолжай Путь Двенадцати Тысяч Граней. Да будет он светлым, без ухабов и кривых тропинок во тьму.
— Спасибо. Что мне делать с этими гранями?
— Использовать для усвоения озарений и создавать кристаллы озарений.
— А как мне их достать из себя?
— Между нами серьёзное непонимание.
— Это мы уже поняли.
— Тогда что ты хочешь вспомнить?
Я с тоской посмотрел на ровные колонны и на клубящиеся облака между ними. Не важно, что там за кристаллы. Важнее понять, где я и, самое безумное, — кто я?
Но раз голос внутри меня знает что-то про грани, начну с этого.
— Как мне снова посмотреть на грани?
— Обрати Внутренний Взор на свою правую руку.
— Что такое Внутренний Взор?
— Это как Внутренний Голос, только Взор.
— Ты издеваешься?
— Между нами непонимание. Что ты хочешь вспомнить?
— Какая разница между Взором и Голосом?
— Голос помогает вспомнить прошлое, а Взор — показывает знаки настоящего.
Я посмотрел на растопыренную ладонь.
Головокружительное ощущение: я не узнал свои руки, но сомнений в том, что это мои ладони и мои пальцы — нет. Как нет ничего особенного в самой ладони. Ну, тощая лапка подростка. Ну, тонкие дрожащие пальцы. Даже линия жизни на месте.
— Что я должен увидеть?
— Достоинства и недостатки, собранные на Пути Двенадцати Тысяч Граней.
Сколько я ни пыжился, никаких достоинств на ладони не появилось. Недостатков — тоже. Тогда я попробовал расфокусировать зрение и тут же отдёрнул руку, словно от огня — моё запястье и пальцы окутала светлая дымка.
Уняв испуг, снова растопырил ладонь и спокойно вгляделся в мираж.
Вокруг запястья, на манер браслета, крутились крошечные чёрные треугольники — те самые грани, которые я недавно собрал.
В центре ладони светился жёлтый круг, похожий на маленький вихрь, от которого исходили три разноцветные струящиеся линии света. Каждая шла к одному из трёх пальцев: зелёная к среднему, фиолетовая к указательному и синяя к большому. Две из них затухали, не дойдя до основания пальцев, а вот зелёная линия длилась дольше, чуть-чуть заходя на нижнюю фалангу среднего пальца.
Все линии очень тоненькие, едва различимые. Но зелёная не только чуть длиннее, но и чуть толще.
Кроме линий заметил такие же прозрачные и разноцветные иероглифы.
Я знаком почти со всеми системами рисуночного письма. И китайское, и египетское, и иероглифику майя. Не считая эмодзи. Письмена на ладони были мне совершенно непонятны, они имели мало общего с известными системами, хотя графикой напоминали корейские буквы.
— Между нами непонимание-е-е… — внезапно признался Голос.
В голове у меня отвратительно и болезненное засвистело, как в момент перехода в этот мир. А в глазах зачесалось, будто кто-то сыпанул в них песка. Я рухнул на колени. То раздирая виски, то растирая кулаками веки, прокричал:
— Прекрати!
Тишина наступила внезапно. Только ветер шуршал в колонах, откуда-то доносился мерный стук, будто кто-то долбил камнем о камень.
Свист в ушах и резь в глазах прошли.
— Голос Внутренний… Ты тут?
— Голос всегда там, где ты.
— Что это было?
— Непонимание.
Я же с удивлением смотрел на иероглифы, высеченные в полу. Их значения стали складываться в понятные для меня смыслы.
«СВЕТЛОЕ ОЗАРЕНИЕ РАВНО ДВЕНАДЦАТОЙ ЧАСТИ ЯРОСТИ СОЛНЦА»…
«МЕРЦАЮЩЕЕ ОЗАРЕНИЕ ЕДВА ЗАМЕТНО В ПУТИ»…
«ЯРКОЕ ОЗАРЕНИЕ СПОСОБНО МЕНЯТЬ ПУТИ ДРУГИХ ОЗАРЕНИЙ»…
И прочее в таком духе, с многочисленными упоминаниями «ОЗАРЕНИЕ», «ПУТЬ», «СОЛНЦЕ» и подходящих к ним эпитетов.
Я снова посмотрел на ладонь. На этот раз понял значение каждого иероглифа, хотя с трудом, будто недавно их выучил.
Эти символы означали число — 24 000.
— Что за двадцать четыре тысячи?
Но ответа от Внутреннего Голоса не получил — неизвестно откуда ко мне подбежал какой-то широкоплечий воин, одетый в голубые доспехи, но не из железа, а словно бы из пластика. Голову его прикрывал прозрачный шлем, под которым виднелось злое лицо мужчины лет шестидесяти. Его пышные седые усы свирепо шевелились.
И на бегу этот усач замахивался на меня огромным волосатым кулаком.
Я не успел спросить, какого, собственно, Пути ему надо, как удар в нос опрокинул меня на пол.