Путь Сашки. Гексалогия

Максимов Альберт Васильевич

Солнце еще стояло высоко, когда отдых закончился. Снова перекусили, развязали и выгуляли пленников, снова их связали и уложили в повозки. Когда солнце стало спускаться к горизонту, отряд поехал дальше. Так прошли два дня и три ночи. На исходе последней, когда появились первые лучи восходящего солнца, на горизонте показались крепостные стены города.

— Тарен! Добрались!

Уже стояло в разгаре утро, когда кавалькада въехала в ворота графского замка. Пленников сноровисто переправили в подземелья замка, а Моэрт, это был тот самый старший мужчина, отправился на отдых. Здесь, в замке, у него была своя большая комната.

Отдыхать пришлось

не очень долго, в замке сейчас находилась семья его господина, и надо было идти к ним с письмом от графа. Графиня Тарен, сухая чопорная женщина всегда смотрела на него с высокомерием, а теперь ее раздирали противоречия. С одной стороны, она графиня, дочь герцога Атлантиса, а с другой стороны какой — то выскочка, выбившийся в дворяне только благодаря ее мужу. Но новости из Лоэрна, о которых вкратце написал ее супруг, хотелось знать в подробностях.

В другой раз Моэрта такая ситуация только позабавила бы, но сейчас он устал от длинного пути, ночевок на земле и ему предстояло задание графа, которое нужно решить не допуская ошибок. Иначе граф может и не простить. Конечно, не сейчас. Сейчас Моэрт как никогда был нужен Тарену, но потом, когда разрешатся все дела, граф может припомнить Моэрту его ощибку. Граф, увы, был весьма злопамятен.

Стараясь быть как можно почтительнее, Моэрт пересказал графине обо всех событиях, произошедших в столице после ее отъезда. Графиня удовлетворяла свое любопытство целый час. Наконец, выйдя от графини, Моэрт справедливо посчитал, что в следующий раз он предпочтет ехать всю ночь и снова ночевать на земле, нежели еще раз иметь беседу с графиней. Он чувствовал себя совсем разбитым, ужасно хотелось принять освежающую ванну, выпить кувшинчик хорошего вина и лечь спать до утра, но долг, проклятый долг заставил его встать, сесть на подведенную расторопным конюхом лошадь и выехать из замка.

Рабовладельческий рынок в Лоэрне был самым большим в Атлантисе, если не считать, конечно, самого Хаммия. А рынок рабов в Тарене соперничал по своим объемам с рынком в столице королевства. Сюда стекались рабы из соседних герцогств и с севера Лоэрна. К югу от Тарена в полутора днях пути начинались предгорья полукаменистой пустыни, тянущейся с юго — востока на северо — запад Атлантиса. А уже за ней был расположен сам Хаммий. Он, в отличие от герцогств Атлантиса, никогда, даже на заре зарождения государственности, не имел отношения к Лоэрну, оставаясь независимой страной. Ее население было причудливо разнообразно. Встречались чернокожие жители, было много людей с бронзовой кожей и иссиня — черными волосами, но на востоке они были с горбоносыми узкими лицами, а на западе слегка орлиные носы помещались на лицах заметно круглых очертаний. Были и светловолосые обитатели Хаммия, но в основном это были рабы или полукровки, потомки хаммийцев от купленных наложниц с севера. Особенно ценились в Хаммие девушки благородного происхождения. Даже простые дворянки могли стоить целый золотой. Цена девушек баронского сословия могла доходить до десяти золотых, а за дочь графини можно было получить целое состояние. А ведь Моэрт привез на продажу как раз молоденькую дочь графа Сейкурского. Помимо нее есть и другой неплохой товар. Жаль, что четырех мальчишек придется подарить оркам. Но приказ графа опасно не выполнить.

В квартале, где селились работорговцы, он без труда разыскал двор хаммийского купца Муфаты, с ним Моэрт частенько имел дело, продавая ему либо неугодных графу людей, либо попавшихся в руки графской сотни разбойников

или, наоборот, жертв самих разбойников. А несколько раз, наоборот, он заказывал и покупал живой товар для барона Бордана, любителя молоденьких темнокожих девушек. Для постельных утех бароны могли пользоваться любой девушкой из своих земель, но тех потом нужно было возвращать обратно, а с купленными Бордан мог делать все, что угодно. Что он и делал, доказательством тому были полтора десятка холмиков на заднем дворе баронского замка. Впрочем, кому — то из купленных удавалось остаться в живых. Свидетельством были несколько темнокожих кудрявых детишек, которых можно было видеть в замке. Бастарды — так о них отзывался барон.

Купец Муфата с радушием встретил Моэрта, низко поклонившись ему и беспрестанно щебеча о великой чести принять у себя такого знатного гостя. Моэрту было приятно слышать столь грубую лесть. Выпив кружку хорошего вина, которое Муфата специально держал для этих целей, Моэрт перешел к делу.

— Одиннадцать человек. Из семей графа, виконта, баронов. Дочка графа. Шестнадцать лет. Девственница. Смазливая.

Муфата утробно заурчал.

— О — о–о!..

— Продаю оптом. Семьдесят золотых.

— Его милость думает, что у бедного купца есть такие деньги?

— Такой товар не для бедного купца. За одну только графскую дочку ты вернешь все вложенное. И у тебя останется еще десять человек. Старшая графиня, тридцать пять лет, еще в соку. Виконтесса, та еще моложе, две баронессы, постарше, но тоже ничего. Две девушки, дочки баронов, двадцати и семнадцати лет. И четверо детей. Баронет шести лет, три девочки из баронских семей, двенадцати, десяти и четырех лет.

Муфата продолжал вожделенно урчать.

— Впрочем, если ты и в самом деле бедный купец, то мне следует поискать тех, у кого есть деньги.

— Не надо. Но мне надо посмотреть на товар. И… семьдесят золотых это слишком много.

— Товар в замке.

Прибыв в замок Моэрт и Муфата спустились в подвал. Стражник открыл дверь самой большой графской камеры. Внутри на грязной соломе лежали бывшие аристократы Лоэрна.

— Всем встать! — В руках оказавшегося рядом тюремного надсмотрщика сверкнула плеть.

Пленники зашевелились и с трудом начали подниматься.

— Э — э–э, ваша милость, какие же это молодые, — вскрикнул Муфата, показывая на двух старых женщин, стоявших среди пленных.

— А я их тебе и не предлагаю. Ты посчитай. Должно быть одиннадцать человек. Эти две лишние. Они пойдут в качестве уплаты налога храмовникам.

— Ай — ай, тысяча извинений, господин. И где здесь та жемчужина.

— Вот та, третья слева.

— Муфата возбужденно подскочил к молоденькой девушке, испуганно смотрящей на вошедших, зацокал языком, затем протянул слегка подрагивающие руки к грудям девушки. Та отшатнулась назад и громко закричала:

— Мама!

Стоящая рядом еще молодая женщина попыталась встать на пути хаммийца, но к ней бросился надсмотрщик, намереваясь ударить плетью.

— Назад! — приказал Моэрт и надсмотрщик повернул вспять. Муфата уже успокоился и, повернувшись к Моэрту, хрипло сказал:

— Сорок пять!

— За одну? — усмехнулся ближник графа.

— Но это еще сырой товар. Кого — то придется попортить, а это убытки.

Моэрт рассмеялся.

— Здесь только один мальчишка. Да и то, если ты захочешь его кастрировать, то умирает лишь один из трех. Зато ценность товара возрастает вдвое. Или втрое. Я это знаю. Семьдесят!