Путь Сашки. Книга четвертая
Шрифт:
Парни, пройдя ворота, направились в район, не пользующийся популярностью у уважаемых людей. Здесь они выбрали постоялый двор, выглядевший весьма сомнительно. Обстановка внутри и характерные посетители харчевни при этом дворе, во многом объясняли почему добропорядочные горожане обходили стороной этот район.
Парни, на мгновенье задержавшись у порога, направились к стойке, находившейся неподалеку от входа. Толстая и неопрятная пожилая женщина зыркнула на пришедших и продолжила делать какую — то работу.
— Красавица, —
— Задаром здесь только побрить могут.
— Вместе с горлом, милая?
— С ним, с ним.
— А мы еще не бреемся, от мамкиной титьки только еще.
— По тебе видно, что от титьки, только не мамкиной.
— Все же ты видишь, любезная. Почем комнату сдашь?
— Две монеты.
— За три можно снять комнату в другом конце города, ненаглядная.
— За две большую, за одну — маленькую.
— Давай большую, драгоценная.
— Деньги вперед.
Щербатый развязал кошелек и достал серебряную монетку. Хозяйка впилась в нее глазами.
— Сдача есть? Или всю возьмешь?
— Всю. — Хозяйка жадно сглотнула.
— Тогда комнату покажешь после. Сейчас пожрать дай что — нибудь. Только не кишки. И вина получше. Мы здесь остановимся на несколько дней. Посмотрим что тут за город. Серри!
Стоявший сзади подросток сорвал с головы шапчонку, обнажив коротко стриженую голову с небольшой выстриженной полоской. Мальчишка — то раб!
— Да, господин!
— Возьми жратву и неси к нам за столик.
— Слушаюсь, господин.
— Пошли, Топор.
Хозяйка заворожено смотрела, как уплывала ее монетка вместе с наглым парнем. Ясно, кто они такие — залетные воры. Этот старший, а здоровяк работает по мясу, мальчишка же у них на побегушках.
Поев принесенного мяса непонятно какого животного, но хорошо прожаренного и выпив кувшин довольно кислого вина, воры ушли в отведенную для них комнату.
Утром, довольно помятые, они наскоро перекусили и куда — то ушли. Через пару часов из подвала замка вышел виконт Ксандр, в кольчуге и в своем знаменитом рогатом шлеме. Не снимая их, он в таком виде проследовал на половину своего брата, графа Дарберна Ларского.
— Сашка! Наконец — то! Я весь испереживался!
— Да всё нормально, Дар. Напрасно волнуешься. Устроились мы на постоялом дворе. Называется, представь себе: «Лев и яичница»! Надо же так назвать. Не двор, а притон какой — то. Мы там смотрелись чуть ли не господами.
— Так это же плохо, выделяться из всех.
— Ничего ты не понимаешь, Дар. Мы показали, что цену себе знаем, не последняя шантропа какая — то. Теперь надо будет, чтобы нами заинтересовалась местная братия. Заинтересуются, когда сегодня к вечеру принесем на продажу несколько интересных побрякушек.
— Смотри, не забудь поделиться, а то закон нарушишь, нож в спину.
— Да знаю я, сам же мне и рассказывал
На улице уже было темно, когда на постоялый двор вернулись залетные постояльцы. Заказав снова мяса и вина, щербатый дождался, когда раб — подросток отнесет его на столик, за которым уже разместился парень, которого щербатый вчера назвал Топором. А затем также как и вчера, нагло улыбаясь, наклонился к женщине и сказал:
— Есть золотишко, хочу продать. И поделиться. Закон блюду.
Толстуха бросила на него свой жадный взгляд и, оглядевшись по сторонам, ответила:
— А что есть?
— Пока немного. Медальончик на золотой цепочке. На завтра утром, думаю, будет больше.
У щербатого, до этого в пустых руках, вдруг оказался небольшой серебряный медальон в виде рыбки. Сам медальон был на порванной золотой тоненькой цепочке. Сорвали, значит с чьей — то шеи.
— Двенадцать серебрянок.
— Если переплавить, то серебра на три монеты, а цепочка весит на золотой. Но целые они стоят дороже, рыбку мастер делал.
— С целой засветиться можно. А за переплавку тоже цена похудеет. Двенадцать!
— С той половины, что мы отстегнем, ты получишь половину. Значит, ты в доле. А кто в доле, тот должен давать правильную цену. Потому что нельзя два раза зарабатывать на одном и том же.
— По закону я тоже должна на скупке заработать.
— Но не более двойной цены.
— Здесь золота меньше, чем на золотой.
— А ты взвесь, драгоценная.
— Нет у меня весов. Цепочку оцениваю в тридцать три серебрянки и ни медным грошем больше.
— Ладно, милая. Всего будет тридцать шесть серебрянок. Тебе на руки восемнадцать.
— Будет меньше, придется делиться. Девять отдам Кабану.
— Так над тобой Кабан что ли?
— Он самый. Долю сами ему отдадите или я?
— Через тебя, дорогая, через тебя. Держи девять монет. Теперь в расчете. А завтра с утречка подготовь еще монет. Что — нибудь принесем.
Взяв девять серебряных монет — их долю после всех операций, щербатый сел за стол к своим спутникам.
— У них здесь старший какой — то Кабан.
— И кто сколько заработал?
— Мы девять монет, трактирщица девять монет заработает на скупке и четыре с половиной на нашей доле для Кабана. Самому Кабану достанется столько же. Половина будет его, а другая уйдет Бондарю, самому главному в Ларске.
— Ладно, давай есть, а то Хелг заждется.
После того, как трое залетных поужинали, они не спеша ушли с постоялого двора.
— На дело пошли, — определила трактирщица. — А куда еще ночью идти? Тем более, утром пообещали еще что — нибудь принести. Надо будет послать весточку Кабану. Нет, после того, как придут и принесут. Тогда половина доли, что они отстегнут, будет ее. Иначе Кабан по праву заберет себе всё.