Путь Сашки. Книга шестая
Шрифт:
Правда, были еще немногочисленные дворяне и аристократы. Но это глупцы, вбившие в свои тупые головы такие скудоумные понятия, как верность и честь. Он, Ласкарий, не собирается повторять незадачливую судьбу отца и дяди. Недоставало еще попасть в плен к ларцам, с этого Ксандра станется — возьмет и казнит, как казнил граф Волан его отца.
Но тот хоть убил его по — благородному, казнив мечом, а этот негодяй Ксандр привык вешать аристократов, как будто это самая ничтожная чернь. Правда, сам Ласкарий этой зимой и весной велел схватить наиболее богатых и уважаемых аристократов графства. Вместе с семьями. Только двоих, кажется, казнили мечом, а на остальных, баронах и их семьях, Ласкарий вместе с его неизменным Лазерсом
Действительно, разве можно сравнивать ничтожного бывшего раба и его, Ласкария Первого? Вот и его любимец Лазерс никогда не упускал случая, чтобы не посмеяться над ларцами и каркельцами, у которых такие правители. Хотя Дарберн Ларский, действительно, самого древнего рода в Атлантисе, но ведь обменялся кровью с грязным мучным рабом? Обменялся, значит, тоже стал ничтожеством. Лазерс всегда удачно шутил про безрукого придурка и его братца, лизавшего в свою рабскую бытность ноги хозяевам. Лизать ноги — удел только ничтожеств. Ласкарий, смеясь, любил часто это повторять.
Ласкарий даже объявил награду в один золотой тому, кто придумает, что следует сделать, когда бывший раб Ксандр попадет к нему в плен. Определить победителя не успели из — за ларского вторжения, но Ласкарий уже решил для себя, что вначале он посадит Ксандра в клетку на цепь и будет показывать в Лоэрне во время своей коронации. И вот такая незадача. Теперь ему самому приходится бежать и бояться, как бы не очутиться в плену у Ксандра.
Бояться, конечно, не очень благородно, но ведь глупо какое — то благородство ставить выше его жизни! Но скрываться и ехать по проселочным, а то и лесным дорогам по ночам, ночуя днем в стогах сена? Это удел черни! Поэтому Ласкарий построил свой путь так, чтобы всегда засветло быть в очередной придорожной гостинице, к тому же хорошей.
И на третий день пути его маленький отряд нарвался на вражеский разъезд. Тридцать всадников с гербом Ларска на щитах. И не скрыться, не спрятаться, так неожиданно из — за поворота те появились. Барон Арадис, командир его гвардейцев, а сейчас их было всего десять человек из всей сотни (хотя в действительности, личная сотня графа по — прежнему насчитывала всего двадцать человек), не растерялся и бросил своих людей на ларцев, тоже быстро изготовившихся к бою.
Ласкарий, не дожидаясь, чем закончится неравная для эймудцев схватка, развернул коня и бросился в обратную сторону. Вслед за ним поскакали Лазерс и оба слуги. Свернув в лес и отъехав на приличное расстояние, юный граф послал одного из слуг посмотреть, чем закончилась схватка. Через час тот принес неутешительное известие: все его гвардейцы погибли, но и численность ларского разъезда уменьшилась вдвое.
Продолжать путь на восток в Пирен было опасно. Возвращаться обратно к своей столице тоже было нельзя. Оставался только путь на юг, в Хаммий. Через пустыню! Зато в Хаммие можно неплохо устроиться, были бы деньги, а деньги у Ласкария теперь были. Перед бегством из Эймуда он забрал с собой всю казну графства, которая неплохо пополнилась после умело организованной продажи схваченных людей в Хаммий, а в последний месяц и в главный храм Ужасного Паа.
Мешок с золотом приятно тяжелил его дорожную сумку. Больше пятисот золотых монет — и это только за первые месяцы его правления! Еще несколько сот монет ему остались должны хаммийские купцы и храмовники — у тех не оказалось всей суммы денег, купцы никак не ожидали, что пленных будет так много. Ждать, пока те привезут деньги? Но пленных надо сторожить и кормить. И не несколько человек, речь шла о тысячах. Вот и пришлось отдавать в долг. Теперь вернуть деньги будет сложно. Особенно после того, как он потерял солдат охраны. И за ним,
А вот слуги — те могут. И не мешало бы переодеться. В этой одежде ходят только благородные, причем, очень богатые. Схватят и ограбят. Поэтому после ночевки в стогу сена — какая гадость! — Ласкарий, пока слуги готовили завтрак, пошептался с Лазерсом. И после завтрака каждый, выбрав по слуге, их аккуратно зарезал. Аккуратно потому что пришлось, брезгливо скорчив лицо, напялить одежду слуг. Зато теперь никто не примет их за тех, кто они на самом деле. То ли слуги, то ли что — то вроде приказчиков, а то и просто странные, но небедные горожане.
Одежду, оружие и своих коней пришлось продать на большом постоялом дворе, расположившемся на самой границе с пустыней, дорога через которую вела в Хаммий. Жалко было отдавать за полцены такие вещи и прекрасных коней, от вида которых у торговца алчно загорелись глаза. Но дорога не безопасная, недаром торговцы всегда собирались в караваны. Вот и сейчас большой караван готовился выехать на юг. Пристроились к нему и Ласкарий с Лазерсом.
По словам трактирщика, число хаммийских купцов, ныне покидающих Эймуд, было как никогда большим. Их наплыв произошел из — за ларского вторжения. Все знали, с какой неприязнью каркельский граф Ксандр относится к работорговцам. А все купцы, собравшиеся выехать на юг, вели с собой большие колонны рабов: крепких мужчин, молодых девушек и детей, в основном подросткового возраста. Почти все были снурскими крестьянами, недавно захваченными солдатами Ласкария. За них купцы давали больше, чем предлагали орки — храмовники. Зато тем доставались менее ценные рабы. Ведь жрецам без разницы, кого приносить в жертву: крепкого мужчину или старика, красивую девушку или ребенка.
Поездка измучила Ласкария. Несколько седмиц по каменистой, дышащей жаром пустыне — к такому он не привык. Хотя он не был слабым юношей. Широкие плечи, крепкие руки с хорошо развитой мускулатурой — все это от многих часов занятий с мечом и другим оружием, которое с раннего детства брал в руки маленький виконт Ласкарий. Но одно дело занятия с мечом, после которых можно было напиться душистого дорогого и крепкого эля, а затем лежать в прохладной воде, любуясь бедрами голых служанок, которые в обязательном порядке должны были ему прислуживать. И другое дело сейчас. Жара, липкий пот, обильно текущий по спине, теплая вода, которую хватало только для того, чтобы немного утолить жажду. И ночлеги на быстро остывающих камнях. Все это Ласкарий возненавидел уже в первые сутки поездки.
Когда через пару седмиц показалась зеленая полоска, тянущаяся за горизонт, а где — то вдали можно было разглядеть серебристую ленту воды, Ласкарий не утерпел и, оторвавшись от неторопливо движущегося каравана, направил коня в сторону оазиса. Юный граф немного ошибся, приняв за большой оазис земли собственно Хаммия, теперь непрерывно тянущиеся до моря.
На постоялом дворе он потребовал самый дорогой номер, большой чан воды и, ткнув в сторону понравившейся девушки, затребовал и ее.
— Это моя племянница, — хмуро ответил хозяин двора.
— Мне это не интересно. Я хочу ее.
Хозяин только хмуро покачал головой.
— Тогда я покупаю ее. Сколько хочешь? Золотой? Лазерс, тащи сумку.
— Она моя племянница, — уже громче повторил хозяин.
— Ну и что? Я плачу.
Ласкарий вытащил из сумки мешок с деньгами, развязал его, сунул внутрь руку и вытащил горсть золотых монет.
— Сколько, говори!
Хозяин постоялого двора молча взирал на богатство, находящееся в обычной дорожной сумке.
— Ты что, оглох?