Путь селекционера
Шрифт:
– Сейчас за ним приедут, он подключён к удалённому мониторингу здоровья… Тебя найдут и меня найдут. Господи… Нам теперь из сектора бежать придётся!
Надья отвесила мне пощёчину и залилась слезами, а я просто стоял и ждал, пока её истерика пройдёт. Наконец она подняла заплаканные глаза и произнесла:
– Низший… Урод!
Надья снова полезла драться, но я схватил её за плечи и держал, пока она немного не успокоилась. Тогда она молча поднялась и, опираясь на стену и дрожа всем телом, вышла из коридора. Мне вдруг вспомнился тот случай на рынке. Мне стало немного стыдно: собирался за родных мстить, а на мелочи
Додумать я не успел. Из кухни донёсся какой-то грохот, всклокоченная Надья схватила меня за руку и потащила вон из дома.
– Всё! Уходим! – только и услышал я. Судя по её лицу, спрашивать её о чём-то было бесполезно.
Когда мы пересекли улицу, к подъезду подъехала пара машин. Мы шли, не оборачиваясь, не слишком быстро, но и не слишком медленно, чтобы внимания не привлекать. Когда мы отошли подальше, Надья повернулась ко мне:
– Куда поедем, я тебе не скажу, и ты не говори. Убежим раздельно. За меня не волнуйся, у меня есть какие-никакие связи. Всё, я пошла, и ты иди куда-нибудь. Я не хочу знать, кто ты, Декстер… Из-за тебя у меня теперь будут проблемы.
– А до этого их не было?
Надья засмеялась вновь, но уже по-другому, зло, затем открыла сумочку и, достав небольшую сеточку, протянула её мне:
– Надень на лицо, это мушки специальные. На камеры мы вроде не попали, но на всякий случай…
Я кое-как натянул эту штуковину, а она посмотрела раздражённо и добавила:
– Ты их вверх ногами нацепил! Давай, я.
Она поправила маскировку и побежала прочь, а я так и остался стоять в проходном дворике. Вокруг стояли лишь коробки, коробки, коробки домов… Не помню, как пришёл в отель и снял комнату, но потом отлепил мушки, выкинул в окно. Потом лёг на диван, потягивая холодную воду, которая там стояла на столике, и смотрел на город. Там высилось большое старинное здание (или сделанное под старину, а на самом деле – наверняка тоже металл или… как его… пластик).
Над входом надпись гласила: «Столичная администрация фрейма „Неофит“».
Администрация, значит? Столичная? Я заглянул в пакет: внутри оставалась ещё одна увесистая пачка денег. Надеюсь, оружие у них тут продаётся. Прервал мои мысли звонок в номер. Я посмотрел в глазок. Там стояли люди в чёрной одежде, впрочем, мне ни о чём не говорящей. Внезапно дверь открылась сама по себе, и я услышал:
– Порядок Сектора. Декстер Новик? Вы арестованы по подозрению в покушении на убийство, пройдёмте с нами.
Мне заломили руки и вывели вон.
***
Камера подследственных мало чем отличалась от камеры во Всеслире, разве что стены не каменные да народу побольше. Правда, сидеть приходилось не на полу, а на стульях. Я сперва подумал, что они приделаны к полу, но, к моему удивлению, стул вполне можно было поднять. Правда, при этом он обвисал какими-то вялыми стебельками. Но стоило поставить его обратно на пол, как через секунду он вновь становился добротным прочным стулом. Чудеса! Наконец я просто сел и принялся тихонько думать о своём. Вскоре меня вывели.
Пройдя коридор, я оказался в кабинете, обставленном не многим богаче камеры. По центру сидел моложавый человек.
– Здравствуйте, я ваш следователь, Йелим. Должен вас предупредить, что я стажёр, и если вы хотите, чтобы ваше дело вёл более опытный сотрудник, прошу незамедлительно об этом сообщить. Так вы – Декстер Новик?
– Да, я Декстер Новик.
– Вы с Низшего мира?
– Да.
– Я почему-то так и думал. Перед допросом у нас принято адвоката просить, но, с другой стороны, я сам должен был его предоставить… Он вам нужен?
– Не знаю.
– Хорошо, я назначу. Итак, где вы были сегодня с двадцати до тридцати часов?
– Ну, гулял.
– Хорошо, вы знакомы с девушкой по имени Надья?
– Э… да.
– Во сколько вы ушли от Надьи?
– Утром, точно не помню.
– Кто это может подтвердить?
– Надья.
– Хорошо. – Йелим развернулся и велел кому-то: – Введите Надью.
Дверь сзади меня открылась, и вошла сама Надья, в наручниках, угрюмая и вроде даже побитая.
– Во сколько ушёл от вас Декстер Новик?
– Это он! – завопила Надья. – Он!
– Во сколько ушёл Новик?!
– В двадцать восемь!
– Спасибо, свободны.
Надью вывели, и Йелим перевёл тяжёлый взгляд на меня:
– Ну, что же, ничего не хотите сказать?
Со стороны наверняка было видно, как я боялся, но ябедничать – не выход. Наверняка есть какая-то лазейка…
– Новик?
Тут меня осенило: ну конечно, Новик!
– Слушайте, – я старался говорить спокойно, но ничего не получалось: меня трясло от страха, – я – разведчик КФИМа. Я воевал. Да, я родился на низшей планете. Вы думаете, мне делать больше нечего, как людей убивать? Только получив паспорт и попав на Фрейм? Да я ради этого паспорта столько по Низшим прошагал!
– Хм… хорошо. Как вы тогда объясните поведение Надьи Прим?
– А я знаю? Меня подставить захотела. Ну, нашла дурачка, который впервые на фрейме, и всё!
– Ладно. Следствие ещё идёт, так что вы будете сидеть в изоляторе до суда. Уведите!
Последняя фраза адресовалась конвоирам, тут же выполнившим приказ. Во Всеслире если и велось следствие, что бывало крайне редко, то длилось оно месяц или два, а потому сидеть я приготовился долго. Делать было откровенно нечего, и я попросил что-нибудь почитать. Мне дали тоненькую книжку «Социализация на Фреймах». Собственно, благодаря ей я и узнал многие вещи. Например, ножик, которым Надья разделывала мясо на кухне, назывался «резак плазменный бытовой». Также там было и про «имплантаты», а именно следующее: «Не бойтесь, если зрачки собеседника приняли необычную форму или их вообще не видно! Это имплантаты…»
Тут я подумал о Надье. Чёрт, как же плохо вышло. И она хорошая девушка, и я кретин! Ушёл бы спокойно и… Эх! Разозлившись, я ударил кулаком стену, разбил руку в кровь, но ничего не почувствовал. Зато я чувствовал обиду на всё: на тех, кто лишил меня дома, на Йелима, на Надью, но больше всего – на себя. Холод отчаяния, тихонько подкрадывавшийся всё это время, теперь не таился и открыто пожирал меня изнутри; голова раскалывалась от боли… Я уже готов был сдаться, лишь бы это прошло, но в один момент меня озарило: они – все они, и Йелим, и Надья, и весь этот проклятый КФИМ – одно целое. Нельзя выделять кого-то одного, чтобы малая часть заставила пожалеть остальное. Я – один против всех. И плевать на Надью – пусть её сажают. Я буду биться до конца.