Путь Шеннона
Шрифт:
Я смотрел ей прямо в глаза. А она стояла как каменная.
– Меня не приглашали, но я все-таки пришел.
Долгое молчание. Возможно, ее бледные губы и шевельнулись, произнося какие-то слова. Но сказать их вслух она не смогла. Я продолжал:
– У вас едва ли найдется несколько свободных минут. Но я хотел бы поговорить с вами наедине.
– Я ведь одна сейчас.
– Да, но здесь нам безусловно кто-нибудь помешает. Не могли бы мы удалиться куда-нибудь ненадолго? Помнится, мы это делали раньше.
– Мои родные ждут меня внизу. Я должна сейчас вернуться к ним.
И хотя я всей душой стремился к ней, в ответе моем прозвучала горечь:
– Целый месяц я держался вдали от вас и не надоедал вам своим присутствием. Мне кажется, я имею право на небольшой разговор с вами.
Она облизнула свои бледные сухие губы.
– А что хорошего может из этого выйти?
Я посмотрел на нее жестким взглядом. Мне хотелось увидеть ее, а сейчас, когда наконец мы очутились вместе, моим единственным желанием было возможно глубже ранить ее. Я подыскивал самые безжалостные и самые обидные слова.
– По крайней мере мы сможем проститься. Теперь, когда вы получили диплом, я не сомневаюсь, что выбудете только рады избавиться от меня. Вы, наверно, знаете, что я работаю в «Истершоузе». Да. В сумасшедшем доме. Я опустился еще на одну ступень.
И я продолжал говорить до тех пор, пока в ее глазах не появилось страдальческое выражение. Тут вдруг я заметил высокого мужчину, приближавшегося к нам. Я поспешно нагнулся и совсем другим тоном сказал:
– Джин, приезжай ко мне в «Истершоуз»… как-нибудь днем… ну хоть один-единственный раз… ради нашей прежней дружбы.
По ее бледному испуганному лицу я видел, какая идет в ней борьба, и в ту минуту, когда я понял, чего это ей стоит, она прошептала:
– В таком случае в четверг… я, возможно, приеду.
Не успела она это промолвить, как Малкольм Ходден очутился рядом с нами, учащенно дыша после быстрого подъема по лестнице; он обнял Джин за плечи, словно желая защитить ее от толкавшихся вокруг людей, и спокойно, как на старого знакомого, посмотрел на меня своими серьезными голубыми глазами.
– Джин, дорогая, пойдемте, – без тени упрека проговорил он. – Мы все просто понять не могли, отчего вы так задержались.
– Я опоздала? – с тревогой спросила она.
– О нет. – Он успокоительно улыбнулся ей и повел к лестнице. – Я заказал столик на час – у нас еще уйма времени. Просто профессор Кеннерли подошел к вашему отцу и спрашивал о вас.
У подножия лестницы Джин, даже не взглянув на меня, убежала к своим родителям, стоявшим в толпе, у выхода на четырехугольный двор; тогда Малкольм повернулся и обратил на меня серьезный, но отнюдь не враждебный взгляд.
– Не смотрите на меня так, Шеннон. Мы же с вами не враги. Поскольку в нашем распоряжении есть несколько минут, давайте разумно побеседуем.
Он вывел меня через каменную арку к террасе, перед которой на открытом месте, на самой вершине холма, высился университетский флагшток и стояла круглая чугунная скамейка. Опустившись на нее, он знаком пригласил меня сесть. Его спокойствие было поистине удивительным. Вообще он во всем был прямой противоположностью мне. Сильный, деловой, практичный, с ясными глазами и приятной внешностью, спокойный и уверенный в себе, он не остановился бы ни перед чем. В его душе не было скрытых сомнений или темных тайников. Я завидовал ему всем своим несовершенным, измученным сердцем.
– Между нами есть по крайней мере хоть что-то общее, – начал он, словно прочитав мои мысли. – Мы оба хотим счастья Джин.
– Да, – сказал я, поджав губы.
– Тогда подумайте, Шеннон, – рассудительно продолжал он. – Неужели вы не понимаете, что ваш брак невозможен? Вы с ней никак не подходите друг другу.
– Я люблю ее, – упрямо сказал я.
– Но любовь – это еще не брак, – быстро возразил он. – А брак – дело серьезное. И пойти на это очертя голову нельзя. Вы оба будете несчастны, если Поженитесь.
– Да как вы можете говорить заранее? А мы возьмем да и рискнем. Брак – это штука неизбежная… возможно, даже бедствие, от которого нет спасения… но уж все лучше миссионерской работы где-то в глуши.
– Нет, нет, – возразил он, в величайшем волнении парируя мой удар. – Брак должен укреплять, а не разрушать содружество двух существ. До вашей встречи с Джин жизнь ее текла по заранее намеченному руслу: и в смысле работы… и в смысле будущего. Она приняла определенное решение, и душа ее была спокойна. А теперь вы требуете, чтобы она отказалась от всего, порвала с семьей, подрубила самые корни своего существования.
– Но это вовсе не обязательно.
– Ах, вы так полагаете. Разрешите мне задать вам простой вопрос. Согласитесь ли вы посещать вместе с Джин храм, где она молится?
– Нет.
– Вот именно. В таком случае как же вы можете рассчитывать, что она станет ходить в ваш?
– Вот мы и подошли к этому. Я вовсе на это не рассчитываю. Я не имею ни малейшего желания к чему-либо принуждать ее. Каждый из нас будет обладать полнейшей свободой мысли и действия.
Ничуть не убежденный, он покачал головой.
– Это все красиво в теории, Шеннон. А на практике ничего не получается. Ведь поводов для возникновения трений сколько угодно. А пойдут дети? Спросите вашего священника – он скажет вам, что я прав. Ваша церковь всегда косо смотрела на смешанные браки.
– Но были же среди них и удачные, – упорно не сдавался я. – И мы будем счастливы вместе.
– Какое-то короткое время – возможно, – чуть не с жалостью сказал он. – А через пять лет, подумайте-ка, что будет: услышанный невзначай гимн, молитвенное собрание на улице, воспоминания детства, сознание, что она стольким пожертвовала… да самый вид ваш станет ей ненавистен.