Путь солдата
Шрифт:
Так военная действительность продолжала политическое воспитание нашего поколения. В начале войны мне исполнилось двадцать лет. В описываемые дни – было двадцать три. Если к трем годам военного времени прибавить два года службы в мирное время, получится пять лет. За пять лет люди кончают институт. Мой институт был особого рода. О нем в свое время хорошо сказал Маяковский: "Мы диалектику учили не по Гегелю. Бряцанием боев она врывалась в стих…"
В другой раз во время очередной разведывательной поездки я встретился с земляком. Иваново и ивановцы мне всегда были дороги. Как-то в боях еще на Курской дуге мне
Мы ехали по шоссе. Судя по карте, в этом районе, примерно в пяти километрах слева от нас, был хутор. Мы повернули туда и заметили его издалека. Он был окружен повозками с лошадьми и без лошадей. Очевидно, тут пряталось население близлежащих хуторов, пока фронт минет эти места. Когда приблизились метров на двести, навстречу выбежала женщина. Оказалось, что и здесь – мы первые представители советских войск. Женщина тоже оказалась русской, остальные – латыши. Она уговорила нас переночевать и буквально стащила меня с лошади.
Не успели сойти с коней, как она спросила:
– А что вы делаете с теми, кто попал раненый в немецкий плен?
Не долго думая, я ответил:
– Ничего не делаем. Просто винтовку в руки – и шагай, воюй вместе с нами! Отличишься – орден заработаешь.
Тогда женщина добавила:
– Тут в лесу спрятался русский. Он был ранен, когда немцы взяли его в плен, был без памяти. Сейчас приведу его!
Минут через десять она уже возвратилась вместе с ним. Высокий, без кровинки на лице парень шел впереди нее. В обеих руках, вытянутых вперед, он держал по бутылке немецкого спирта, руки и тело колотила нервная дрожь. Мы успокоили его. Все вместе зашли в дом. Женщина выставила на стол всякую снедь.
Оба они работали на этом хуторе, где находилась конеферма богатого латыша, жившего в Риге. Теперь все хозяйское перешло в их распоряжение. Когда сели за стол, я спросил, откуда парень.
– Из Иванова!
– А где работали?
– На меланжевом комбинате!
Вот тебе раз! Нашелся-таки земляк! Он рассказал, что был ранен и контужен. Его в бессознательном состоянии подобрали немцы. Еще до того, как рана полностью зажила, отправили на работы в Латвию. Так очутился здесь и познакомился с этой женщиной. Они стали жить как муж и жена.
Утром ивановец вывел мне крутобокого, черной масти, здоровенного жеребца. Я ему оставил свою замученную лошадь. На прощанье сказал:
– Как только появятся представители нашей власти, найди их и расскажи все, как было. Если направят в действующую армию, воюй так, чтобы тебя наградили. И все будет хорошо!
Я поверил в его рассказ и дал ему чистосердечный совет. Жалею, что не записал фамилию – и на этот раз, хотя конец войне и близился, о завтрашнем дне мы тогда еще не думали. Было ясно одно: надо быстрее гнать
Когда выехали на шоссе, с которого свернули на хутор, оно было усеяно листовками. На каждой – цветной рисунок – чудовищный взрыв – и написано на русском языке примерно так: солдаты и командиры Красной Армии! Не продвигайтесь дальше. Иначе мы применим новое оружие небывалой разрушительной силы!
Мы посмеялись: хотят запугать каким-то несуществующим оружием! Ведь если б оно у врага было, разве стал бы он медлить!
Сейчас-то я знаю, что немцы пытались сделать атомную бомбу и их угрозы были близки к истине.
Мое пребывание в должности начальника разведки полка было недолгим. Майор Феонов выполнил свое обещание. Как только появился офицер, присланный из резерва на место капитана Белого, Феонов направил меня в дивизион капитана Кудинова. Войска 1-го Прибалтийского фронта подходили к Риге. Сопротивление немецких войск усилилось. Я нашел Кудинова утром на НП дивизиона. Он разговаривал по телефону. Тяжело ранило командира взвода управления одной из батарей. Капитан приказал отправить его в санчасть полка. Кончив разговаривать, поздоровался со мной, потом дал распоряжение связисту соединить его с начальником штаба дивизиона:
– Командира взвода управления первой батареи тяжело ранило. Напиши на него наградной лист – сегодня же!
Потом, как бы оправдываясь, сказал мне:
– Человека чуть не убило. Подвига он не совершил, но разве пролитая кровь не заслуживает награды?
Я поддержал Кудинова, хотя знал: в первые годы войны так не поступали.
– Второго человека теряю,- продолжал Кудинов, – вчера капитана Антипова на повышение взяли. Вот ты и примешь его первую батарею! – И объяснил обстановку и задачи для батареи.
Всю первую половину дня я был очень занят. Полазил по переднему краю. С НП в стереотрубу обнаружил две пулеметные точки. Они, как и наспех вырытые траншеи, были плохо замаскированы. Не те стали гитлеровцы!
Потом пошел на огневые позиции. Многие бойцы мне были знакомы (это же родной дивизион Новикова) [22] , сколько дорог с ним пройдено!
Когда возвращался обратно на НП, ноги мои едва шагали, а голова словно налилась свинцом. Сказывалось напряжение последних дней: спать почти не приходилось. Казалось, никогда не дойду до передовой.
22
После возвращения из отпуска Новикова направили в другую часть.
Близкий разрыв и град осколков вывели меня из этого состояния. Броском прижался к земле. Усталости как не бывало! Мгновенно осмотрелся. Неподалеку зияла глубокая, еще дымящаяся воронка. Что есть силы бросился в нее. Обстрел продолжался. Снаряды рвались кругом, раня землю, калеча деревья, забивая звоном уши. "А если меня сейчас убьет?" – промелькнуло в голове. По старой привычке, шел один. "Оказаться к концу войны без вести пропавшим? Нет уж!" Тело мое сжалось в напряженном ожидании, голова автоматически втягивалась в плечи при каждом разрыве: сознание воспринимало только то, что свистело, рвалось, било по деревьям и земле.