Путь Святозара

Асеева Елена Александровна

Святозар какое-то время молчал, смотря на огонь в камине, который пожирал дрова, а потом, тяжело вздохнув, сказал:

— Наверно, ты прав, отец, мне надо было давно тебе все рассказать… Поведать тебе, что меня подтолкнуло к созданию этого заговора, ведь это не только страшный поступок Красимира, нет… Это еще все те события в моей жизни, участником которых я был…. Но я начну по-порядку… Ты, же знаешь, отец, что на земле когда-то жили не только люди, но и другие народы. Некоторые народы были злыми, воинственными, а другие наоборот добрыми, чистыми, не умеющими проливать кровь, такими как гомозули, альвины, чудь белоглазая. Но на земле всегда билось добро со злом, и тогда когда я был Святозаром, и особенно тогда, когда я был Богомудром. В те времена, когда теснимые черными колдунами и жестокими людьми наш мир покинули гмуры и альвины, а чудь белоглазая была уничтожена, я возродился Богомудром, потому как я был необходим нашему народу. Черные колдуны научились творить страшное, они создавали сговор с белыми чародеями, и, объединив свою черную магию с белой становились подобны Богам. Моя победа над Горыней, была лишь крошкой тех знаний и силы, которыми при слиянии стали обладать такие чарколы, так стали звать их люди. Они не только сливались духовно, но и физически, превращая свои человеческие тела в уродливые подобия Богов. Поверь мне, отец, это было страшное время. Такие чарколы вели войны между собой, чтобы захватить власть над миром и править им, но пока они бились между собой, наши Боги их не трогали. Но пришло

время и среди них остался лишь один чаркол, его звали Сатэга, он был очень страшен и силен, его магия не уступала магии Чернобога, когда он одержал вверх над другими чарколами, то первым делом решил уничтожить восуров, так как тогда на земле, наш молодой и сильный народ почитал и любил Сварога и его сыновей. Сатэга пришел войной на Восурию, и я выступил со своим войском ему навстречу. Он стоял, в широком поле, впереди своих воинов порабащенных народов, которых он обратил в чудовищ. Сатэга был очень высокий и плотный чаркол с белой покрытой зеленой плесенью кожей, с такими же белыми с плесенью волосами, стянутыми на голове в хвост, как у лошади. Его лицо одновременно было ужасным и красивым, словно он нес в себе кошмар зла, и свет добра, очи черные, как сама ночь, а зрачки наоборот белые, небольшой с легкой горбинкой нос, как у альвинов, тонкий с зелеными губами рот из которого по бокам вылазили устремленные вверх два огромных белых зуба. Он был одет в черное одеяние до земли, и подпоясан на талии белым поясом. Меня поразило в его внешности одно, длинные тонкие белые, белые пальцы, с кровавыми, словно живыми ногтями. Его воинство было не менее ужасным, сразу позади него стояли пешие воины высокие, худые, длиннорукие существа, которые держали в руках огромные в рост человека палицы — дубины с окованными набалдашниками на концах, головы их вращались по кругу, на месте глаз пустые глазницы, вместо рта и носа тонкие щели. Сразу за пешими воинами стояли всадники. Справа от Сатэга верхом на черных с развивающимися гривами лошадях сидели, словно мертвецы худые, худые воины с тонкой серой кожей, такой прозрачной, что было видно кости под ней, да с кроваво-красными полыхающими глазами, в руках они держали длинные, увитые колючками, да шипами хлысты. Рядом с их лошадьми стояли переменаясь с ноги на ногу, громко рыча, громадные псы с человеческими лицами, и раззевая пасть, показывали белые огромные зубы, с которых на землю стекала кровавая слюна. Слева от Сатэга поместились воины на колесницах — это повозки древних, сейчас таких нет, они небольшие, открытые в них стояли, и помещалось там не больше двух воинов, один правил колесницей, а другой держал в руках длинное копье, которым бился. Но в отличие от обычных колесниц, в которые запрягали коней, в эти были запряжены здоровые рыжие похожие на волков звери с огромной головой покрытой густой шерстью. Сами воины были низкорослые, с черной кожей, с вытянутыми лицами, с большими красными глазами, широким приплюснутым носом, большим несмыкающимся ртом, да кривыми острыми наподобие кинжала зубами, и торчащими во все стороны черными волосами. — Святозар на мгновение замолчал, вытер выступивший на лбу пот, да продолжил, — Это было страшно… Я вообще-то не из пугливых, но когда я увидел это войско, ужас проник в мою душу. Сатэга вызвал меня на поединок, как ведуна и как правителя, я знал, что ДажьБог придет на помощь, если, что пойдет не так, но он всегда считал, что я должен попытаться победить сам, преодолеть все припятствие без его помощи. Лишь только начался наш поединок, как я понял, что Сатэга мне никогда не одолеть, мой меч ДажьБога не мог мне помочь потому, как Сатэга бился только при помощи магии. Он посылал в меня потоки огня, которые сжигали и ледяные потоки воды, которые обращали все в лед, а я, укрывшись под созданным мною щитом, ели сдерживал их натиск. Затем он создал громадного зеленого змея с тремя головами, с большими крыльями, четырьмя лапами, да длинными когтями, который извергал пламя. Змей взлетел высоко в небо, а я схватил меч в надежде его убить, но он резко упал на меня выпустив огромный стлоб огня, я вновь закрылся щитом, а потом бросился на него, однако бой наш был недолгим, мне удалось срубить лишь одну голову, да разрубить напополам его правое крыло, он же не просто жег меня пламенем, а еще и бил меня лапами с когтями, и крыльями на концах, которых тоже были когти. Обливаясь кровью, я упал и потерял сознание, а когда очнулся, увидел около себя ДажьБога, который светом исходящих из своих рук лечил мои ожоги и плакал. " Отец, — спросил я его, — Почему ты плачешь?", ДажьБог посмотрел на меня и ответил: " Мальчик мой, лишь мои слезы могут излечить тебя". Я поднял голову и оглядел поле боя, на выручку мне пришел не только отец, но и Бог Перун, и Бог Семаргл. Они уже изничтожили змея и теперь бились с войском Сатэга. Перун натягивал лук и пускал золотые молнии, а Семаргл хлестал их плетью полыхающей огнем. Когда войско разбили, Семаргл и Перун начали битву с Сатэгой, но тот создал над собой огромную прозрачную не пробиваемую чашу и как Семаргл, и Перун не старались, они не могли ее разбить. Тогда Перун крикнул ДажьБогу: " Сын лети в небесную Сваргу и зови на помощь Бога Сварога, лишь он нам поможет, — он посмотрел на меня, и доба-вил, — Без отца моего, мы не сможем победить Сатэга и спасти твоего сына". ДажьБог положил мою голову, которую придерживал рукой на землю и полетел в небо. А я чувствовал, что умираю. Прошло немного времени, и, разрывая небесную синеву, с неба явился сам Бог Сварог, высокий старец с белыми длинными волосами и бородой, в роскошных белых одеяниях и с нимбом на голове, да огромным железным молотом в руках. Как только он спустился с неба и встал на землю, к нему приблизились его сыновья и ДажьБог летящий следом и низко поклонились, он осмотрел землю, покрытую телами павших воинов Сатэга, потом мое войско, которое при виде Богов опустилось на колено, самого Сатэга, который прятался в чаше, да перевел взгляд на меня. Он некоторое время смотрел мне в глаза своими синими, синими, словно морская вода очами, и, улыбнувшись, вырвал из своей бороды длинный, белый волосок, и, подойдя ко мне, положил его на меня, а как только этот волосок впитался в мое тело, я сразу почувствовал, словно ко мне вернулись силы. Сварог подошел к чаше, за которой скрывался Сатэга, поднял высоко волшебный молот и стукнул им по чаше, и та в тот же миг разломилась надвое. Семаргл взмахнул плетью, и она обвилась вокруг правой руки Сатэга, а Перун выпустил молнию, и та воткнулась влевую руку Сатэга, и тогда Перун схватился за свободный конец молнии, и одновременно сыны Сварога дернули на себя Сатэга, словно разрывая напополам, и в тоже мгновение Сатэга разломился надвое, на добро и зло, на колдуна и чародея. А Сварог поднял молот и ударил сначало по колдуну, а потом по чародею, — Святозар вновь замолчал, а улыбнувшись, добавил, — И долго потом ДажьБог и Перун проливали над моими ранами слезы, стараясь их излечить. Помню, Перун ругал ДажьБога, говоря ему: " Как мог ты позволить ему, простому человеку биться с этим злом, как мог ты поставить под угрозу все то, что мы с тобой долгое время создавали, защищали и любили."

Святозар опять прервался, и, поднявшись, подошел к камину, взял полено и подбросил в огонь, добавив:

— Боги излечили мои раны, но шрамы по всему телу остались, и не только по телу… Красимир всегда был очень хорошим и милым мальчиком, моим любимцем. Он также, как его брат прошел испытание в Сумрачном лесу и получил красное древко, он был всегда послушен и как мне, казалось, светел… Он рано женился и очень, очень сильно любил свою жену, а когда при родах она и ребенок умерли, он, словно потерял себя, в его сердце возникла обида на Богов и Лучезара, у которго уже был сын и три дочери. И тогда он решил отравить брата, а потом убить его детей. Он приехал к нему в дом и привез отравленную медовуху, не знаю о чем он думал, ведь если бы Лучезар и его сын Ярил умерли, он бы умер следом, так как они были защищены даром ДажьБога. Он говорил мне потом, что хотел сам править Восурией и ненавидел удачливого Лучезара… А мне, отец, показалось, показалось, что он перешел на сторону зла… И тогда я лишил его дара, а немного позже он убежал из темницы, где я его держал и утонул в Ра-реке, пытаясь ее переплыть, — Святозар взял кочергу и потревожил угли потому, как полено не разгоралось, — Я долго думал, как мне поступить… А потом решил, нельзя позволить этой чистой магии, которую даровал мне мой учитель Альм, превратиться в Сатэга, я решил пусть лучше эти знания исчезнут, чем какой-нибудь недостойный мои правнук превратит их в зло. Я попросил Лучезара не обучать магии его младших сыновей, сказав, что создам заговор и оставлю знания лишь старшему в нашем роду- первенцу, и он со мной согласился. Я создал заговор не задолго до своей смерти, все время колебался…, наверно чувствовал, что он может принести беды моим потомкам.

— Сын, вернись на сиденье, — сказал отец, а когда Святозар вновь сел, спросил его, — А почему, эти события не описаны в книге Вед? Я впервые слышу о них…

— Я не стал их вносить в книгу, — объяснил Святозар, — Потому, что мне было тяжело их вспоминать, а люди, видевшие все, видевшие мои шрамы писали сказанья, не упоминая моего имени, чтобы не тревожить мои раны. И ты много раз отец слышал это сказанье, но просто ты не знал, что оно о Богомудре, потому как там поменяли мне имя, назвав меня…

— Кудесником Ставром Великим, — сказал за сына правитель, — Но в том сказании не говорится, что тебя лечили Боги.

— Да, отец, об этом там не сказано, и не сказано как они проливали слезы потому, как это видел лишь я… Мои воины не смели подойти, покуда Боги не ушли. А когда ДажьБог и Перун излечили меня и покинули, я поднялся живой и почти невредимый точно, как в сказе.

— Удивительно, я даже никогда не думал, что это было на самом деле. Мне казалось, что это лишь поверье…,- заметил отец, он поднялся, подошел к столу и налил себе и сыну в чаши сбитня, — Возьми, сынок, — подал он чашу Святозару, — Сбитень, правда остыл, но он и холодным вкусен. Знаешь, сын, я думаю, ты обязательно должен внести эти события в книгу и описать их именно так, как они и были. А теперь, когда я знаю, обо всем, что с тобой произошло, я хочу тебе сказать вот, что… Без сомнения ты был не прав создавая такой заговор, но брать на себя вину и обвинять себя во всем, что случилось ты не имеешь право… Ты, жертвовал во время того боя своей жизнью, ради нашей земли и народа, и у тебя великая душа, которую не то, что бить, нельзя даже обижать. Во всем, что с нами произошло виноваты двое- это Нук, и как бы мне не было больно говорить Дола. Ну, Нук понятно — это зло, пришедшее из Пекла или созданное им. Но Дола виновата не меньше, она мне говорила перед смертью, что не должна была верить Нуку, тем более, когда он попросил у нее душу, она ведь поняла тогда, что он оттуда из тьмы, а значит верить ему нельзя, от него надо бежать как можно скорей, а она же поступила по другому, отдав ему свою душу… Но, что она сделала с Эрихом, этого нельзя простить… Ты, сам выбираешь свой путь, но ты не можешь жертвовать ради себя жизнью другого… Я понимаю почему это случилось с Долой, а например не с моей матушкой или бабушкой потому, что ни моя бабка, ни мать никогда бы не пожертвовали душами своих детей, чтобы продлить свою жизнь на земле. Ответь мне Святозар, ради собственной жизни смог бы ты пожертвовать моей душой?

— Что ты, отец, никогда, никогда…,- вскрикнул Святозар и так резко подскочил, что больной бок вновь дал о себе знать резкой болью, наследник застонал, схватился за него рукой.

— Ну, чего ты, — расстроено сказал отец, и забрал у сына чашу, поставив ее около своего сиденья, — Я спросил тебя потому, что я сам никогда бы не пожертвовал душой своего сына ради себя. Нет… силы зла, знали лучше Долу чем я…

— Отец, мать ошиблась, — опускаясь на спинку сиденья спиной и продолжая тереть бок, заметил наследник.

— Ошибся ты, — добавил Ярил, — Она же поступила первый раз необдуманно и непростительно, а второй раз пожертвовала Эрихом, а затем еще и отдала тебя…. Тебя, беззащитного младенца Нуку и разрешила увезти, а если бы слуги Нука убили тебя, ведь ты тогда не был защищен магией ДажьБога…

— Я тоже об этом думаю, отец, почему Нук и его люди не убили меня… Наверно они думали, что я уже защищен, та печать, что была у меня на руке, без сомнения спасла мне жизнь…

— Значит, Богомудр все же где-то поступил, верно…. И благодаря этой печати, сохранил себе жизнь, — улыбнувшись, заметил правитель, — Так что сын, как видишь если кто и виноват в трагедии нашей семьи, и в том, что душа нашего Эриха вполоне, то это явно не Богомудр, это не ты мальчик мой дорогой, а это подлый Нук и…. и моя любимая жена Дола. Надеюсь, ты это теперь осмыслишь, и перестанешь себя изводить потому, как я хочу, видить тебя прежним веселым и довольным мальчиком. Я понимаю, что груз прожитых жизней лежит на тебе, но заговор ты уничтожил, книгу Вед пробудил, ученика себе нашел и я думаю, что единственное, что ты должен еще сделать это помочь своему брату Эриху. Матери же ты ничем не обязан, сначало она позволила оторвать тебя от семьи, потом когда ты вернулся, ни разу ни захотела прижать тебя к своей груди, а когда на тебя напал Эрих и убил, не смогла найти в себе силы, все это прекратить. А ведь она видела как плохо тебе, мне и Эриху и все же ради себя, продолжала молчать…

Правитель прекратил говорить, и, откинувшись на спинку сиденья, затих.

— Отец, — спросил его Святозар, — Так как же нам пока поступить с Эрихом, как нам его защитить от Нука?

— Что ж, сынок, — откликнулся правитель, — Сегодня же я пошлю гонца в город Вегры к Доброгневу и прикажу ему не спускать глаз с Эриха. И я думаю, пока это все, что мы с тобой можем для него сделать, — отец перевел взгляд с полыхающего в камине полена на сына, и, улыбнувшись, доба-вил, — Ратибор привез тебе дар от царя неллов, я приказал пока положить его в своих покоях, пойдем, ты посмотришь, а потом Вячко и Борщ перенесут их в твою опочивальню.

— Нет, отец, я не возьму себе этот подарок, он мне не нужен. У меня есть меч ДажьБога, кольчуга, шлем и щит, которые ты мне подарил, — сказал Святозар и повертел перстень на пальце, — Я думаю, что оставим дар царя неллов для Тура, когда он пойдет на испытание в Сумрачный лес, мы его с тобой ему и отдадим. И если я погибну весной….

— Не говори такого при мне, сын… После того, что я узнал про тебя, моя душа успокоилась, теперь я уверен ДажьБог не позволит погибнуть своему и моему сыну, — заметил отец, он прервался на миг, и согласно кивнув головой, добавил, — Но если ты хочешь эти дары передать Туру, то пусть будет по-твоему, только уж сам ему и приподнесешь, тогда.

— Хорошо, отец, я сам и приподнесу их Туру, когда он вырастет. А теперь, отец, я пойду отдыхать, у меня так разболелся бок, что нет сил, сидеть, — сказал Святозар, и, поднявшись с сиденья, покачнулся.

Правитель протянул руку и придержал наследника, а после и сам поднялся:

— Ах, этот шалопай, Звенислав. Он решил вновь мне испортить праздник в честь Бога Коляды. Подожди, я доведу тебя до твоих покоев.

— Да, нет отец, он не виноват, я сам предложил биться без щита, — заступился за друга Святозар.

— Я же вроде тебя просил, не брать всю вину на себя, — заметил правитель, когда они вместе с на-следником подошли к дверям из гридницы, — Потому, как мне Искрен все рассказал, как ты осту-пился и как твой друг рубанул тебя по боку. Ну, и устрою я же этому Звениславу завтра, как только увижу.

— Нет, отец, не надо устраивать Звениславу, знал бы ты какой он великий воин. Ведь он одним махом срубил голову василиску. Он лучше всех владеет мечом в моей дружине, и если у меня когда-нибудь родится сын, то я Звенислава возьму ему в наставники, — добавил Святозар и открыл дверь.