Путь в Иерусалим
Шрифт:
Цистерцианцы предприняли ответный ход в Свеаланде и Геталанде. Конунга Карла сына Сверкера, который знал об императоре Фридрихе Барбароссе не так много, чтобы бояться его, убедили в необходимости создания нового архиепископства именно над Свеаландом и двумя гетскими областями. Не имело большого значения то, в каком именно городе будет архиепископский престол, только бы он был учрежден. Когда-то конунг Сверкер поступил разумно, отказавшись от своего собственного города Линчепинга в пользу свейского города Восточный Арос. Пусть будет так, решили цистерцианцы, нужно только ковать железо, пока горячо.
Между тем отец Генрих приехал на собор в Сансе, где Эскиль, в присутствии самого Папы, помазал Стефана на
Член ордена цистерцианцев на третьем по счету архиепископском престоле в Скандинавии — это не шутки. Варнхем был облагодетельствован ранее конунгом Эриком сыном Эдварда, но теперь .его преемник Карл сын Сверкера пообещал монастырю новые земли и привилегии и даже пожертвовал часть собственных владений для основания женского цистерцианского монастыря во Врете, в Восточном Геталанде.
Из того, что только что случилось в Свеаланде, стало ясно, что теперь в Скандинавии уже не может произойти такого конфликта между церковью и королевской властью, какой вспыхнул в Варнхеме.
Одна благословенная Богом женщина по имени Дотер подарила цистерцианцам свое большое владение Вибю под Сигтуной, подобно тому, как мать Арна принесла в дар монахам Варнхем. И точно так же, как и в случае с Варнхемом, появились наследники и потребовали объявить дар незаконным. На этот раз речь шла о сыне Дотер. Звали его Гере.
Но Гере не пришлось рассчитывать на поддержку со стороны нового архиепископа Стефана. Наоборот, тому быстро удалось заставить конунга Карла сына Сверкера признать дар и записать это в грамоте с королевской печатью. Гере не был обойден, он получил всю остальную часть наследства своей матери, но все поняли, что дар цистерцианцам больше не может оспариваться никем, и это было самым важным.
Положение монастыря в Варнхеме упрочилось, и пришло время снова браться за работу и восстанавливать его первоначальный вид. Ибо Варнхем влачил жалкое существование, в нем жили всего лишь двенадцать братьев, основной задачей которых было не дать монастырю погибнуть окончательно.
За прошедшие годы Школа Жизни в Дании во всем обогнала Варнхем. И теперь, когда отец Генрих взялся возглавлять работы по восстановлению, было понятно, что первые свежие силы нужно черпать именно в Школе Жизни, о чем священник дал подробные наставления, закончив описание справедливой победы служителей Божьих в саду Его над светским властителем Барбароссой.
Среди призванных в Варнхем были и брат Гильберт с Арном. За десять лет работы в Школе Жизни брат Гильберт прекрасно наладил все кузнечные работы. Ему помогали несколько способных послушников, которых он сам выучил. В Варнхеме дело обстояло иначе, здесь кузницы находились в запустении. Поэтому было очевидно, что брат Гильберт должен вернуться в Варнхем.
Однако вопрос о молодом послушнике Арне был более сложным. Свои практические навыки Арн в основном получил от брата Гильберта, поэтому если того призывали в Варнхем, то Арну было бы логичнее остаться в Школе Жизни.
Но у отца Генриха в отношении Арна был план, который он пока не хотел раскрывать, уж во всяком случае, не в письме, которое окажется в архиве цистерцианцев.
Он частично замаскировал свои намерения, написав, что нескольких лошадей из Школы Жизни необходимо привести в Варнхем, чтобы посмотреть, не заинтересуют ли идеи брата Гильберта варваров-гетов больше, чем варваров-данов. Он написал, что не хочет вдаваться в детали, а оставляет решение всех практических вопросов брату Гильберту. Закончив этот сложный пассаж, сложный потому, что он не мог написать всей правды о своих намерениях, но и не хотел, чтобы там было хоть одно слово лжи, он перешел к вопросу о садоводстве. Лучшие ученики брата Люсьена должны были прибыть в Варнхем, чтобы сразу же стать полноправными членами ордена. На брата Люсьена налагалась ответственность за то, чтобы разные травы в необходимом количестве, а также черенки, семена и все остальное было хорошо упаковано и отправлено из Дании в Варнхем.
Завершив свое длинное письмо, отец Генрих некоторое время занимался тем, что исправлял буквы, казавшиеся ему недостаточно красивыми; он сосредоточился на этой работе и довольно долго не думал ни о чем ином. Покончив с этим и отложив письменные принадлежности, он глубоко вздохнул, чувствуя радость и облегчение. Он обвел взглядом свой старый любимый скрипторий. По какой-то причине именно это помещение казалось ему его духовным домом, местом, где он должен был осуществлять наиболее важную работу. Сейчас книжные полки зияли пустотами, но это был всего лишь вопрос времени. Здесь, в этой комнате он закончит свой жизненный путь и в назначенное время будет похоронен под каменным полом церкви, где уже покоилась земная основательница Варнхема — госпожа Сигрид.
Отец Генрих откинулся назад в потертом кожаном кресле, глядя на растрескавшийся потолок; мысли его витали вокруг различных практических дел, но потом на него вдруг нахлынули воспоминания о триумфе в Санском соборе.
Само здание собора было верхом изящества, и людей, понимающих толк в зодчестве — таких, как брат Гильберт, — его красота поразила бы еще больше, чем отца Генриха. Оно было построено в совершенно новом стиле — с остроконечными сводами, которые устремлялись ввысь, так что каждая церковь в этом стиле должна была выглядеть так, словно она действительно устремлялась к Богу, покидая грешную землю. По мнению отца Генриха, архитектурные формы неразрывно связаны с верой. Прежде всего нужно достигнуть гармонии между формой и содержанием, особенно в освященном месте. Вычурные украшения — это разврат, отвлекающий мысли от высшего мира. Но здание, устремленное к Богу, строгость и чистота, выраженная в камне, — все это содержало в себе нечто совсем иное, Божественное. Может быть, следует выписать с родины чертежи и пригласить новых зодчих? Нет, в Варнхеме, в его теперешнем состоянии есть более неотложные практические дела. Заниматься красотой форм сейчас было бы грешно.
Для Арна не существовало такого места, которое он мог бы назвать своим. Им не был ни Варнхем, ни Школа Жизни у Лимфиорда. Арн чувствовал себя дома там, где были братья и, что самое важное, где были брат Гильберт и отец Генрих.
Самая большая сложность, связанная с отъездом из Школы Жизни, заключалась в разлуке с Шамсином; брат Гильберт решил, что коня нужно оставить на племя в Дании, и доказывал это Арну, рисуя на песке сложные фигуры, означающие, какие лошади появились от Шамсина и какие — от Назира и почему Назир и жеребенок от Шамсина и Лиши должны отправиться в Варнхем, а Шамсин — остаться в Школе Жизни. Арну нечего было возразить.
Молодой жеребец был серо-рыжего цвета, и после прощальной молитвы в Школе Жизни брат Гильберт сказал Арну, что его будут звать Шималь, что на тайном языке лошадей означает Север. Увидев печаль в глазах юноши, монах отвел его в сторону и объяснил, что скучать по своему коню не стыдно и не грешно. Те, кто говорят, что конь — это только вещь, у которой нет души и которая поэтому не заслуживает любви, слишком мало знают. Они как будто правы, но очень часто люди, и даже люди благочестивые, многого не понимают. Перед Богом, и в этом брат Гильберт поклялся, любить таких лошадей, как Шамсин, — настоящее благо.