Путь в Колу
Шрифт:
Савва Лажиев догадался, что это сваты пожаловали к старшей дочери хозяина дома, и невольно смутился, что приезд его оказался не ко времени.
Невестина родня, не шелохнувшись, продолжала сидеть на месте. Гости осторожно приблизились к хозяину вежи. Отец жениха легонько ударил кончиками пальцев по голове притворившегося дремлющим хозяина. Тот, как бы очнувшись, протер глаза, спросил вошедших к нему сватов:
– Не та ли это птица, которую ищете?
И указал взглядом на свою дочь.
Сваха подняла покрывало на голове девушки и восторженно объявила:
– Она самая.
Отец жениха
Чтобы не мешать начавшемуся пиршеству, Савва со своими податными незаметно выскользнул наружу, облегченно вздохнул. Он решил получить с этого лопина подати на обратном пути.
И олений обоз, состоящий из четырех грузовых нарт, отправился дальше. Впереди простираются беспредельные тундровые дали.
Шумно вздыхают на бегу три ездовых оленя, впряженных в нарты. Свистит ветер в ушах, и приятно скрипит под полозьями сухой снег. Под шум ветра и скрип полозьев Савва размышляет. И мысли к нему в голову лезут радостные, светлые, счастливые. Он думает о младшей дочери Каллистрата Ерофеевича Дарье, вспоминает ее смущенную улыбку, потупленный взгляд и яркий румянец на щеках. "Наступит время, когда у меня будет свой дом в Коле, и я сосватаю ее, - думает Савва.
– Позову пятидесятника Спирку Авдонина, и он, наверно, не откажется пойти со мной к Каллистрату Ерофеевичу".
А навстречу летят занесенные снегом кусты, огромные сугробы по обеим сторонам узкой нартовой дороги. Звериные следы пересекают там и тут путь, протоптанный ездовыми оленями.
Огромное негреющее солнце скатывается за синие увалы заснеженных гор, окрасив полыхающим багрянцем край неба в далекой стороне...
14
С нагруженными доверху нартами возвратился Савва Лажиев в Колу. Дьячок Дружинка Сумароков принял от него всю мягкую рухлядь, какую собрал он в ближних лапландских погостах. Аккуратным почерком записал в реестре число лисьих, оленьих, беличьих и соболиных шкурок и отпустил Савву домой. После нескольких недель езды по тундровым дорогам ему полагался отдых.
Савва попарился в бане, напился кислого квасу, собрался отдохнуть. Но долго ли можно усидеть одному в пустой каморке? Ему стало тоскливо посреди четырех бревенчатых стен. Савву тянуло на улицу, к людям. Хотелось услышать, чем жили кольские люди, пока он ездил по тундре. Видеть знакомые лица. Но куда идти? К Спирке Авдонину? Но тот сказал при встрече, что назначен править службу в крепости и проверять караулы.
Савву манил и звал к себе теплый уют в доме Каллистрата Ерофеевича. Перед глазами его стояли румяные девичьи лица, ласковые глаза Дарьи. Он знал, что Аграфена Кондратьевна непременно будет рада его приходу и приветит, как родного. Но как явишься в дом, полный невест, когда нет для этого веской причины? Что скажешь, когда перешагнешь знакомый порог?
Ноги сами привели Савву Лажиева к дому Каллистрата Ерофеевича. Он остановился в нерешительности. Знакомый конек на крыше и желоба, крепящиеся на "курицах", маленькие слюдяные окошки, через которые струится на улицу свет горящей свечи.
Было на улице совсем темно и пустынно. Ни единый прохожий
Неожиданно Савва заметил человека возле крепостной стены, над которой возвышалась остроконечная башня, увенчанная шатром. Человек медленно передвигался, словно вымерял что-то. Савве его действия показались подозрительными. "Что ему там понадобилось в такой поздний час?
– с недоумением подумал Лажиев.
– Что он делает? И кто таков этот человек?"
Савва повернул в сторону башни. Человек мелькнул еще раз перед глазами и быстро исчез, метнувшись в сторону Гостиного двора. Савве показался этот человек похожим на мытенного писца, которого видел однажды в подьяческой избе. "Но что ему здесь делать вечером?" - недоумевал Лажиев. Он прошел мимо домов посадских людей, стремясь самым коротким путем выйти к Гостиному двору, где исчез неизвестный. Но его нигде не было видно. Словно сквозь землю провалился! "А может быть, это почудилось мне и никакого человека возле башни не было?
– размышлял Савва.
– Ведь всякое может привидеться в этакой темноте".
Чтобы во всем этом удостовериться, Лажиев зашагал к башне с шатровым покрытием и увидел на снегу свежие следы. Человек словно не шел, а крался. Это были следы волка перед прыжком, когда настигает он в тундре оленя. "Чудно как-то, - удивлялся Савва.
– Был человек тут, что-то делал и разом исчез, как дух святой либо нечистый".
15
Нильс Бентсен был тщеславен, честолюбив и своекорыстен. Долгие скитания по белому свету закалили его характер. Многое удалось ему узнать, живя в Коле под видом мытенного писца. Немало секретов сумел он выведать у подвыпивших стрелецких десятников, высмотрел сам и вычитал из амбарных книг, что хранились в мытенной избе.
Многие секреты Нильс Бентсен успел передать человеку с медальоном на груди. Но втайне мечтал он совершить нечто такое, чему бы удивился и досточтимый король Швеции и не оставил бы своего подданного вниманием. Иногда Бентсену казалось, что сумеет он выкрасть ключи у Кольского воеводы, когда подступят к крепости королевские воины и начнется решительный штурм Колы. А порой ему думалось, что взорвет он изнутри стену и кнехты беспрепятственно вступят в крепость через образовавшуюся брешь.
Бентсен был человек деятельный, неспокойный, предприимчивый и неглупый. Знакомство поддерживал только с теми людьми, которые могли принести ему пользу в тайном деле. В кабак заглядывал нечасто, редко видели его и на свадьбе, похоронах и крестинах.
Нильс Бентсен не стал терять попусту время. Не имея на то приказания от короля, он надумал измерить длину крепостных стен, высоту настенного хода между отдельными башнями, высмотреть прочность укреплений в различных местах и нанести все это на бумагу. Ему приходилось пускаться на различного рода ухищрения, чтобы добыть нужные сведения о мощи Кольской крепости, рисковать головой и трястись от страха. Однажды его едва не застал за измерением стен между Средней и Входной башней податный Ивана Парфентьевича Махонина. Нильс Бентсен вовремя заметил опасность и спрятался в лабазах Гостиного двора, где заранее высмотрел укромное местечко.