Путь в Колу
Шрифт:
"Всем на верх! Паруса ставить!"
Якоб Лаппмарк поднялся на ходовой мостик "Короны", когда паруса на всех трех мачтах надувались от легкого утреннего ветра белопенными бутонами.
– С якоря сниматься!
– скомандовал капитан.
До острова Эланд, который закрывал вход в Кальмарскую бухту со стороны моря, не больше полдня хода. И ровно в полдень "Корона", убрав часть парусов на фок- и грот-мачте, стала огибать гористый берег, выбирая приглубые места для входа в бухту.
На открытом рейде порта Кальмар стояли на якоре три датских военных брига. Они закрывали вход на внутренний рейд и охраняли подступы к недавно отвоеванному у шведского короля портовому городу.
Якоб Лаппмарк отдал якорь на почтительном расстоянии от датских кораблей, за пределами досягаемости их орудий.
– Кормчий Гильдебрант, ты отправишься на шлюпке к датчанам и передашь капитану корабля этот пакет, - сказал Якоб Лаппмарк своему помощнику.
– Будет исполнено, капитан, - ответил кормчий.
Шлюпка, спущенная на воду с верхней палубы "Короны", подошла к борту датского брига, который стоял крайним и находился всех ближе к свейскому кораблю.
Кормчий отдал пакет трубачу и послал его к датчанам. Ничего доброго не ожидал он от вчерашних противников: еще недавно сходились с ними на пушечный выстрел и палили ядрами, стремясь отправить их на дно моря. Ему казалось более надежным находиться в шлюпке, хотя и возле борта неприятельского корабля.
Датчане не стали долго задерживать вчерашних противников. Но и знаков дружелюбия тоже не оказали никаких.
Трубач, передав пакет капитану брига, вернулся на шлюпку.
Гильдебрант торопливо скомандовал: "На весла!", и понеслись обратно к "Короне".
Двое суток стоял корабль на внешнем рейде порта Кальмар.
Якоб Лаппмарк ждал. Должны же были ответить датчане что-нибудь на письмо короля всех шведов.
Утром третьего дня от датского корабля отвалила шестивесельная шлюпка и под дружные взмахи весел подошла к борту "Короны". На палубу фрегата поднялся датский офицер и, отсалютовав капитану неприятельского корабля шпагой с позолоченным эфесом, подал пакет.
9
"Твое легкомысленное и нескромное письмо было нам вручено трубачом, писал датский король Христиан Четвертый.
– Мы замечаем, что каникулы подействовали на твой мозг. Что ты говоришь, будто мы нарушили Штеттинский мир, это ты говоришь неправду. Придет время - ты понесешь ответ перед богом не только за эту войну, но и за всю безвинную кровь и за притеснения твоих подданных.
Что мы будто бы Кальмар взяли предательством - это тоже неправда. Мы взяли его как подобает честному воину. Стыдиться бы тебе надо, что дал взять у себя под носом. Что касается поединка, то ты уже богом побит. Теплая печка да врач, который бы привел твою голову в порядок, были бы тебе полезнее. Стыдно тебе так нападать на честного человека. Кальмар. 14 сентября 1611 года. Христиан".
Прочитав ответное послание датского властелина, Карл остолбенел. Какое-то время он стоял, глядя на стену, убранную шпалерами, на которых была изображена охота на оленей. Выпученными от бешенства глазами Карл Девятый смотрел на знакомую сцену, а видел лишь расплывающееся в зыбком тумане смутное пятно и слышал переливчатый звон, раздававшийся где-то в отдалении.
Мысли в голове его путались. Личное оскорбление, нанесенное королем соседней державы, было так велико, что Карл долго не мог прийти в себя. Унижение, которое пришлось претерпеть ему вторично, жгло, словно раскаленное железо.
Он вернулся в тронный зал и вспомнил о наместнике Норланда, о котором докладывал ему караульный офицер три дня назад. Король приказал позвать Бальтазара Бека, чтобы выслушать его о прокладке порубежных граней в Лапландии.
За трое суток пребывания в летней королевской резиденции овлуйский державец натерпелся страха. Ему временами казалось, что опалы не миновать и не видать больше наместничества, отданного ему в свое время Карлом Девятым.
Войдя в тронную залу, Бальтазар Бек отвесил низкий поклон королю, держа в руке широкополую шляпу. Потом замер в ожидании, что скажет Карл.
Король был бледен и выглядел нездоровым. Старческая желтизна проступала на его впалых щеках отчетливей, чем когда-либо прежде. Дергались покрасневшие веки, а немигающие глаза смотрели прямо и невидяще, словно в мыслях он находился где-то далеко.
– Закончили межевание порубежных наших земель в Лапландии? неожиданно спросил Карл хриплым голосом.
– Мы славно начали, ваше величество, прокладку порубежных граней и подходили уже к Студеному морю, но неожиданно появился в тех местах воевода из Колы с огромным стрелецким отрядом, - начал оправдываться Бальтазар Бек.
– Откуда мог взяться "огромный стрелецкий отряд" в Коле?
– перебил наместника Норланда Карл Девятый.
– Мой человек доносит уже вторично в своей депеше, что в крепости не больше сотни русских воинов, вооруженных старыми самопалами и бердышами.
"Значит, налгал мне стрелецкий пятидесятник, - подумал Бальтазар Бек, прикидывая, каким образом выйти из затруднительного положения. Несомненно, следует верить сообщениям соглядатая короля, а не словам продувного русского пятидесятника".
Но король неожиданно умолк. Он словно забыл о присутствии наместника Норланда в тронном зале. Горькие мысли о столь нелепым образом потерянном Кальмаре перенеслись на Колу. За отданный датчанам порт на Балтийском побережье нужно захватить русскую крепость на берегу Кольской бухты, и вся Лапландия перейдет во власть шведской короны!
– Сколько кнехтов у вас под руками?
– спросил Карл.
– Сотни полторы наберется, ваше величество, если собрать их со всего наместничества, - с готовностью отозвался Бальтазар Бек.