Путь Владычицы: Дорога Тьмы
Шрифт:
Теперь даже с кровати было видно, как темнеет воздух за распахнутыми створками. Нянька бросила тряпки и торопливо попыталась закрыть окно. Не успела — в комнату ворвалась удушающая тьма, покрутилась воронкой, принюхиваясь, и обрушилась на Кайю, инстинктивно повернувшуюся к ней спиной, чтобы защитить младенца.
Почти мгновенно распахнулась дверь в комнату — на пороге возник охранник Йоран с короткой секирой и вытаращил глаза.
Тьма вгрызалась, крутилась голодной кошкой вокруг юной доннины. Малыш размахивал ручками на самом краю кровати, но тьма его не трогала и лишь наваливалась на фрейю, пока полностью не погрузилась в тело, пряча свои щупальца под нежной кожей.
И Кайа корчилась, преображаясь в подобие королевских сущностей, что периодически появлялись на Утёсе — скрывать свои грехи или навещать тех, кто прилетал прятаться от суда морали. Шли минуты, юная доннина становилась донной, тьма невиданной силы ломала её тело, отращивая крылья — слишком быстро, не так, как положено — через семь жертвоприношений.
— Чего стоишь, дурень? — прошипела нянька охраннику, пятясь к двери и только поглядывая на орущего малыша, но не осмеливаясь забрать его, — отправь к хозяевам голубя! Напиши, мол, тьма пришла раньше, чем они ждали…
Мужчина тряхнул головой, прогоняя от себя ужас наваждения, и исчез за дверью.
Нянька же не уходила: за всю свою жизнь она насмотрелась всякого. До тех пор, пока не отошлют, она будет полезной. И сейчас, кажется, исполнится её пророчество — тьма успокоится во фрейе, та очнётся и…
— Пить! Воды! — прохрипела Кайа, разметавшись на кровати и, не замечая того, спихнула на пол младенца, который, по счастью для него, скатился по сползшему покрывалу.
Нянька бросилась к столу, подхватила кувшин, успела поднести его к госпоже — и трясущиеся руки с отросшими когтями вцепились в глиняные бока — Кайа выпила всю воду и лишь тогда пришла в себя.
Теперь надрывающийся плач младенца привлёк к себе её внимание. Кайа не встала — тьма подняла её над ложем, вынесла на середину комнаты. Перед тем как перевести взгляд по направлению к кричащему малышу, новоиспечённая фрейя осмотрела свои расправляющиеся крылья и только затем поморщилась:
— Ты не можешь его успокоить?!
Нянька растерялась, опасливо приблизилась, подняла малыша, от прикосновения захлебнувшегося жалобным всхлипом, и протянула его к фрейе:
— Мне выйти, моя донна?
Кайа наклонила голову, рассматривая малыша по-новому, как будто только что узнала о его существовании. Хотела было сказать, что не голодна, но за неё это сделала тьма — алчно плеснулась вперёд, по привычке. Не потому что плод любви выжигал некогда её, а по привычке, сохранившейся в памяти фрейского рода.
Малыш замолчал, узнавая мать в клубящемся сером мареве, всхлипнул снова, содрогаясь от только что перенесённых страданий, и попытался улыбнуться. Тьма отпрянула.
— Тварь! — прошипела то ли Кайа, то ли тьма за неё. — Тебя для чего приставили, глупая тварь?! Чтобы ты позволила сыну этого мерзкого отродья задержаться во Фрейнлайнде?!
Нянька охнула, упала на колени, воздевая над собой ребёнка:
— Простите, моя донна! Я пыта…
Тьма не дала шанса оправдаться. Её щупальца вырвали младенца, и новая хозяйка чиркнула рукой, рассекая горло пожилой женщины, служившей верой и правдой двум поколениям фрейев.
Кайа отлетела к окну, не обращая внимания на хрипящее умирающее тело.
— Мерзкое отродье! — щупальца поднесли притихшего малыша к лицу новой Кайи. — Похож на него… Знаешь ли ты, отродье, что твой отец не пожалел никого? Не пожалел меня… О! Он дорого заплатит за свою ошибку. Но сначала…
И вдруг малыш засмеялся. Лицо Кайи дрогнуло.
1. Две промашки мастера Оржана
Порыв воздуха раздул парусом занавески и прошёлся по приёмной террасе. Оржан Лотт, мастер над рабами, невольно повёл головой, подставляя лицо под ласкающий сквозняк, рука машинально оттянула горловину и опустилась — будь он у себя, давно бы снял кожаный дублет, под которым рубашка насквозь промокла от пота. Но на переодевание после прибытия корабля не было времени — оно ушло на разбор потасовки между новенькими рабами и бродарями[1].
На верхних этажах намного прохладнее, чем внизу, у раскалённой земли. Но даже после нескольких минут пребывания в холодных стенах тело по-прежнему хранит память об уличном зное — долог путь от пристани до замка и от ворот замка до проклятущей сотни ступеней сначала в него, потом — в королевскую башню с Сердцем Тьмы.
Фрейи делают вид, будто для гостей подъём на верхний уровень — всего лишь необходимое усилие. На самом деле, испытание лестницей придумано для того чтобы сбить спесь с высокомерных визитёров и вызвать у них туманящие разум жажду и одышку. Для своих, разумеется, подъёмника не стали делать, ведь главные жильцы верхних этажей — только фрейи, а у них есть крылья, которые позволяют королевской семье вообще не опускаться на грязную землю, а парить между посадочными террасами на разных этажах. К большому сожалению фрейлеров (тех, кого Тьма также отметила) крыльев им полагалось.
Существовал, правда, небольшой подъёмник из кухни наверх для доставки еды и сбора посуды, но кататься на нём дозволялось королевским отпрыскам и лишь когда они были несмышлёными бескрылыми детьми. Горан однажды на возмущение мастера Оржана, пыхтящего от нескончаемого подъема, ядовито предложил тому воспользоваться услугой кухни, и Оржан Лотт больше не жаловался, чтобы не провоцировать помощника его величества на другие шутки.
Король заметил машинальный жест уставшего посетителя и снисходительно улыбнулся:
— Мы не будем вас задерживать, Оржан-дан. Ваш доклад был исчерпывающим, как обычно. Хотите ли добавить нечто, требующее отдельного внимания?
Мастер задумался всего на мгновение и вежливо поклонился:
— Благодарю, ваше величество. Не могу отметить ничего особенного. Рабы отправлены на отдых, вечером смотр. Будут ли у вас особые пожелания, ваше величество?
— Никаких. Ты же знаешь, Оржан-дан, я давно пресытился. Тем более если нет «ничего особенного», — ирония в голосе короля заставила мастера над рабами тонко улыбнуться, но глаз он не поднял, продолжая смиренно стоять в ожидании мелких указаний.