Путь Владычицы: Дорога Тьмы
Шрифт:
Кар-малерийцы толпились возле шатров, расставленных недалеко от обугленной пристани. Из воды хаотично торчали острые остовы затонувших суден, а те, что дрейфовали на поверхности выглядели жалко, брать с них было нечего. И здесь её заметили…
Предатели не собирались просить пощады, наоборот, запустили вверх огненные шары, пытаясь сбить Кайю. Но она подцепила один из них крылом и поглотила добровольно отданную магию: это был всего лишь огонь, к которому она привыкла. Покувыркалась, развлекаясь, поймала ещё несколько вполохов, а потом ринулась к земле — отправила огненную тьму на шатры. Те вспыхнули, словно сухие полена в очаге. Наконец, кар-малерийцы поняли, с кем имеют дело — засновали, не зная, то ли бежать, то ли прятаться (и куда?). Кайа торжествующе заклекотала: её была власть, ЕЁ!
Где-то здесь, среди белых голов, находился Дыв, он же Исак, вероломный зачинщик. Как сильно захотелось найти его и убить первым! И всё же Кайа развернулась и полетела туда, где ей надо было быть — на восток, предоставляя кар-малерийцам тушить пожар и искать себе более надёжное убежище.
Пожар распространился не на весь город, уничтожил всего его треть. В этой чёрной полосе ходило несколько человек с тюками и корзинами, собирая уцелевшее. Но в части выживших домов, как ни странно, было не намного люднее. Кое-где на повозки грузили добро и, миновав городскую черту, Кайа поняла, куда направляются умные, те, кто решил уехать — к расщелине, а через неё попасть к диким и, возможно, по суше уйти на юг. Предатели! Ни одного человека не было у развалин дворца, его обходили, словно это было прокажённое место. Каждый пёкся о своей шкуре и ни один — о чести своих хозяев!
Но ничего… Чем больше выживших, тем больше рабов!
Внизу закончилась территория столицы, промелькнула рваной раной расщелина с перекинутыми через неё шаткими мостами, и начались виноградники, лес, мелькнуло озецо и раскинулась долина. Неожиданно здесь, где когда-то праздновали брачный договор Марны с Севимом, сгрудившейся толпе погорельцев преградила путь цепь вооружённых воинов, выставивших свои копья и не пропускающих беглецов.
Кайа хмыкнула, а стоящие внизу услышали клёкот. Тёмные шапки запрокинулись, поднимая лица — и толпа закричала, начиная рассыпаться в стороны. Только воины не дрогнули, их строй остался ровным. Она перелетела через отряд и опустилась у становища Марны и Севима.
Крылья не сложила, ожидая любого посланца. И этот некто не заставил себя ждать. Подбежавший преклонил колено:
— Араука! Чего изволит ма-донна?
— Где твой хозяин? — Кайа сложила крылья и раздражённо повела плечами: в образе смертной, одетой в лёгкое платье, всё-таки на зимнем воздухе было прохладно.
— Прошу, ма-донна! Я покажу дорогу! — лебезил виерд, облачённый в пышную меховую накидку. — Йюце-кхани находится у себя.
Чтобы не замёрзнуть по дороге к дальнему высокому шатру, пришлось выпустить часть тьмы, и теперь Кайю обнимал клубящийся мрак, он же и нёс её, как это делали дома сёстры на холодном каменном полу. Видевшие магию, виерды останавливались и преклоняли колени, говоря: «Араука!» («Слава Тьме!»)
Не пришлось унижаться, крики неслись от одного постового к другому, предупреждая о гостье. Из шатра, куда вёл Кайю виерд, выбежали два человека. В одном из них Кайа узнала Горана. Причина настороженности и готовности виердов стала понятна: помощник отца понял, что происходит, и предупредил соседей.
Вторая, девушка лет восемнадцати, темноглазая, с татуировкой на лице в области глаз, хорошо одетая, поклонилась в пояс, стоило гостье приблизиться на расстояние, достаточное для начала разговора.
— Владычица! Радость моему сердцу! — акцент виердки был мягок и певуч.
— Кайа? — изумился Горан, вглядевшись в лицо повелительницы, и поправился, низко кланяясь, — моя донна! Вы выжили!
— Потому что меня там не было, Горан, — живой и прежде раздражающий помощник отца сейчас вызвал щемящее чувство сиротливости. Кайа сбросила тьму и первой обняла сводного брата. — Я всё знаю. Всё!
Горан представил знатную виердку — Йюце, старшая дочь Захеб-кхана, сдружившаяся с Марной и приехавшая вместе с братом и невесткой. Несмотря на юный возраст, Йюце показала достойное воспитание — пригласила гостью войти и спросила, желает ли та с дороги подкрепиться как следует. Достаточно было кивнуть, и виердская принцесса сделала кому-то знак:
— Всё сейчас будет, ма-донна!
Заметили и то, с каким наслаждением гостья поднесла руки к сложенному из камней очагу внутри шатра, покрытого шкурами снаружи и убранного ими внутри. Здесь было тепло. Йюце приказала своим двум служанками принести свои тёплые накидки, а пока на плечи Кайе набросили одно из белоснежных покрывал.
Её никто не торопил: восточное гостеприимство требовало сначала напоить и накормить гостя, потом расспрашивать, если только он сам не пожелает заговорить об этом. Принесли кубок с овечьей кровью, и Кайа жадно выпила до дна, понимая, насколько сильно проголодалась. Но сейчас смертное тело напоминало о себе грудной тяжестью.
— Мне нужен гвыбод по имени Айдын. Пошлите за ним.
Тот появился молниеносно, словно стоял возле шатра. Увидел ту, которая провалила первое посвящение, и чуть в обморок не грохнулся — закатил глаза, начал бормотать тёмные молитвы. Кайа приказала всем, кроме гвыбода, выйти, и важная Йюце не оскорбилась — щёлкнула пальцами слугам, сама первой поднялась с подушек.
Чтобы жрец не сомневался, Кайа показала крылья, не решаясь их раскрыть в шатре, слишком маленьком для таких манёвров, и снова приняла свой привычный облик.
— Знаешь ли ты, гвыбод, зачем я тебя позвала?
Тот терялся в догадках, озвучив логичное предположение — новая повелительница Тьмы призывает его на службу.
— Дурак, — поморщилась Кайа, — это само собой. Взгляни на меня, как мне избавиться от этого? Ты ведь принимал роды у моей матери и знаешь женское тело, не так ли?
Она полуспустила платье, показывая налитые груди. Изумлению гвыбода, не стесняющего, но явно испытывающего затруднения в вердикте, не было предела.
— Я родила недавно, и в том было моё спасение, — объяснила Кайа. — Как мне избавиться от материнского молока? Оно мешает мне.
Вместо ответа, гвыбод снова закатил глаза, упал в ноги и запел на древнем языке. Кайа с досадой цокнула языком, натянула платье на чувствительные соски, укуталась в мех и уселась чуть поодаль от гвыбода. Прийдя в себя, тот, не вставая с колен, провозгласил:
— Мать, Тьму несущая! Видел многое я и много получил знамений, но не знал, что стану свидетелем величайшего откровения, посланного моим предкам! Велика милость Начал, священная воля нам открылась… — и дальше в том же духе, испытывая терпение владычицы.