Путь воина. Дилогия
Шрифт:
– Ха! – воскликнул Мыш. – Это ромеям нельзя, а нам можно! Ты сама как, будешь травы в Сварожью ночь собирать?
– Так то травы, – смутилась Слада. – Про травы в книге ничего не написано.
– В какой книге? – заинтересовался Духарев.
– Мудрого святого Прокопия всеобщем лечебнике, – ответила Слада и повторила то же самое по-гречески, чего Серега, разумеется, не понял.
– У тебя есть эта книга?
– Нет, – огорченно ответила Слада. – Мы ее продали. Но я наизусть все помню, так что это ничего. А про травы там ничего не сказано. Зато про жертвы кровавые да игры похотливые – сказано: великий грех. А пастыря, чтоб исповедовал да прощение от Господа Христа даровал, – нет.
– А я слыхал: в Киеве храм Господень строить будут! – вмешался Мыш. – Князь дозволяет.
– А сам князь – не христианин? – заинтересовался Духарев.
– Да ты че! – воскликнул Мыш. – Князь же воевода, первый Перунов жрец! Как ему христианином быть можно?
– А гридню можно?
– Среди княжьих варягов, из тех, что ромеям служили, многие – истинной веры! – вмешалась Слада.
– Значит, гридню можно! – сделал вывод Мыш. – Да тебе что, Серегей? Ты ж гриднем не будешь?
– Это почему? – слегка обиделся Духарев, который еще не оставил надежды примкнуть к воинскому сословию.
– Потому. А вот я мог бы, кабы меня Скольд в детские взял. Будь батька наш – из дружины, он бы меня точно взял. А ты, Серегей, уже не годишься. Старый. Поздно тебе ратному делу учиться. А я бы…
– Пошли спать! – решительно заявила Слада. – Мне до свету вставать. И тебя, Мыш, тоже подниму. Пойдешь репу полоть.
– Ну… – протянул Мыш, которому такая перспектива радости не доставила.
До сих пор он отлынивал от сельскохозяйственных работ под предлогом занятости. Но после запрета «тотализатора» оправдываться стало нечем.
Серегу тоже с утра ждала работа. Такая же неквалифицированная, как прополка. Чифаня «подписал» его и Сычка на строительные работы. Плотник из Духарева был никакой, зато спина здоровая, а бревна таскать можно и без специальной квалификации.
Глава двадцать четвертая
Канун Дажьбогова праздника
– А кто найдет папоротников цвет, тому все тайное откроется: клады, схоронки, дива лесные. А сам он невидим станет для людей и духов и даже самой Морены-Смерти… – Мыш закатил глаза и всей своей веснушчатой мордашкой изобразил ужас и восхищение. – А цветет он, папоротник то есть, единожды в тыщу лет и токо одну ночь. Такую, как седнишняя.
Мыш и Серега сидели на берегу Сулейки с удочками. А в соседней роще вовсю кипела подготовка к празднику. Практически все население Малого Торжка, исключая разве младенцев да совсем ветхих старцев, готовилось к трехсуточному непрерывному веселью.
За три дня до этого Скольд собрал всех вольных мужчин, способных носить оружие, и увел вместе с дружиной на Перунов холм.
Духарева, как иноверца, не пригласили, чем он был, честно говоря, огорчен. Перуновы игры почитались тайными, сокрытыми от женщин и чужих. Вообще по старине полагалось, что каждый род творит их самостоятельно от прочих. Но в последнее время эта традиция претерпела изменения. Хотя бы потому, что первый воин Торжка и, следовательно, первый Перунов жрец был пришлым варягом, а не коренным кривичем. По Перуновой Правде любой мог оспорить право Скольда, скрестив с варягом оружие пред его, Перуна, идолом. Кровь проигравшего считалась жертвенной, но ни один из торжковских исконных родовичей, даже совсем глупый и самонадеянный, не был самонадеян и глуп настолько, чтобы не знать совершенно точно, чьей именно кровью вымажут после поединка усы и губы идола. Только среди Скольдовых гридней были достойные противники княжьему наместнику. Но гридень никогда не пойдет против «батьки».
В общем, пришлый варяг Скольд успешно насаждал принятую на юге традицию: за несколько дней до Дажьбоговых празднеств устраивал для будущего возможного ополчения военные сборы. Поселяне-кривичи относились к этому «новшеству» с большим неодобрением, поскольку предпочли бы вместо этого работать на своих полях. Вероятность же нападения врагов в полоцком княжестве была существенно ниже, чем на киевских землях, где до Великого Поля – рукой подать. Но «район» здешний был «промышленный», а не сельскохозяйственный, и Скольд мог не прислушиваться к недовольному ворчанию огнищан.
Зато к нему прислушивался Духарев и поэтому был неплохо осведомлен о том, что происходит на «тайных Перуновых Играх». Однако ж пойти к наместнику и попросить разрешения присоединиться к местным «партизанам» [5] не рискнул. Потому что именно этого требовал волох на княжьем суде. А Скольд вполне мог внять просьбе христианина и взять его с собой… вместо одного из пяти рабов, которых назначили в жертву языческому богу. К роли же великомученика Духарев пока не считал себя готовым.
5
«Партизаны» – отслужившие, призванные на военные сборы (совр. жаргон).
Перьевой поплавок заплясал, и Серега проворно подсек и вытащил из воды рыбешку с мизинец длиной.
Мыш издевательски захихикал.
Серега отцепил малька и выкинул обратно.
– Это не рыбалка, а позор один, – сказал он. – Пошли лучше туда! – Он махнул в сторону рощи.
– Иди, – отозвался Мыш. И добавил завистливо: – Тебе можно! Тебе Сладка ничего не сделает. А мне за еллински забавы голову оторвет.
– И ночью тоже будешь дома сидеть? – спросил Духарев.
– Не, ночью Слада уйдет травы собирать, я и сбегу. Буду папоротников цвет искать! – Мыш оживился. – Я уж и овражек один присмотрел! А то айда со мной! А то че я один, что ли, бессмертным стану?
– Спасибо, я лучше в другой раз. Ты лучше со мной каким-нибудь кладом поделишься, – Серега изо всех сил старался не улыбаться.
– Ну, ясное дело, поделюсь, – деловито ответил Мыш. – Токо сначала надо дом поправить, крышу перестелить. А еще я лодью купить хочу. Ты как, Серегей, не против? Купим лодью, будем гостями к ромеям плавать. Годится?