Путь воина
Шрифт:
Ливия пыталась закрыть уши, чтоб не слышать истошных воплей погибающих. Она исхитрилась заставить себя молчать, заткнув рот кулаком. Ее бы охватило безумие, если б не остававшаяся еще надежда, что женщины и дети все же могут оказаться в безопасности.
Наконец, Змей приобрел темно-малиновый оттенок и, казалось, стал теперь похож на подушечку для булавок от пускаемых в него копий, стрел и камней. Реза слегка тронул Ливию за плечо:
— Госпожа, существуют предания, что огонь имел какую-то власть над чудовищами.
— У нас есть огненные стрелы?
— Нет,
Ливия ничего не сказала. Для горящих головней понадобятся люди, подносящие их поближе к монстру, и она не видела, как смельчаки сумеют уцелеть — и прежде всего Реза, который наверняка возглавит их. Но другой надежды на спасение нет.
— Отлично. Я спущусь позаботиться о раненых. Если не сработает все прочее, я не дам им умереть в одиночку.
Если не сработает все прочее, она тоже обречена. Но, по крайней мере, смерть придет достаточно быстро. При удаче первым, что она узнает о ней, будут падающие внутрь башни, камни, которые раздавят ее насмерть, прежде чем зверь сожрет ее…
Ее желудок забунтовал, и она прислонилась к стене, пока не прошел спазм. Когда он минул, она готова была поклясться, что уши тоже предают ее.
Она услышала донесшийся издалека снизу, под горой, боевой клич Дома Лохри "Вперед, всегда в бой!" и даже "Ливия Дамаос!".
Конан и его бойцы добрались бы до замка одновременно со Змеем, если б не одна несчастливая случайность.
Когда они пробегали рысью последнюю четверть лиги до тылов рати Акийоса, то столкнулись с отрядом селян, двигавшихся к той же цели. И те и другие приняли друг друга за подкрепление для Акимоса. Оба отряда залегли, и их капитаны начали готовить бойцов и к атаке, и к обороне.
Только после того как на все это потеряли некоторое время, Конан узнал крестьянскую одежду, а некоторые из селян узнали знак Дома Дамаос. Затем два отряда двинулись вперед достаточно быстро, но они все еще поднимались на гору, когда Змей нанес удар.
При всем учиненном им в замке погроме, монстр оказался для Конана и селян благословением богов. Акимос и его воины были настолько ошеломлены тем, что могло происходить в замке, что и забыли оглядываться на тылы. Поэтому Конан вывел шестьдесят с лишним следовавших за ним бойцов на рубеж атаки прежде, чем Акимос узнал, что у него гости.
Затем они двинулись вперед, и горный склон растворился в хаосе ночного боя. И сквозь этот хаос несся подобно буре Конан, с мечом, оставлявшим кровавые ошметки везде, где разил. Боевой клич киммерийца придавал смелости его бойцам и лишал ее врагов. Той ночью северянин один стоил десяти, и для некоторых из бойцов Акимоса не было позором то, что они бросились бежать вверх по склону, крича, что на них напали демоны.
А затем они добрались до ворот и оказались лицом к лицу с настоящим демоном. На них обрушился Змей.
Ливия следила через бойницу в башне, как монстр вырастил ноги и усаженную шипами безглазую голову. Теперь он походил с виду на гигантскую черепаху с восьмью или десятью — нет, теперь с двенадцатью — ногами и с панцирем, гладким как стекло, за исключением мест, где оставили шрамы брошенные головни.
Легенды не лгали. Воткни в тушу монстра огонь, и он будет страдать. Воткни его достаточно глубоко, и, наверно, он умрет раньше, чем полностью очистит замок от людей Ливии.
Головни сыпались на него градом, пока не иссякли, но к тому времени дым со Змея повалил в двунадесяти местах. Ливия и все остальные в лазарете чуть не оглохли от криков чудовища.
Затем он умолк и начал свое преображение. Ливия не знала, собирался ли он атаковать или поискать где-нибудь еще добычу полегче, молилась, чтобы верно оказалось последнее, и знала, что молитвы вряд ли помогут. Поэтому она следила за тем, как Змей отрастил три добавочные пары ног и неуклюже потопал за ворота. Камни повалились в обе стороны, когда чудище вышибло их, и часть арки ворот с грохотом рухнула. Но каменные блоки размером с человека произвели не больший эффект, чем галька, — они безвредно соскользнули с чудища.
Затем она отползла от бойницы и вернулась к перевязыванию ран, наложению мази на ожоги и держанию за руки тех, кто получил только душевные раны, а не телесные.
Акимос поощряющее закричал своим людям, когда увидел, что те побежали к замку. Атака сейчас, когда защитников что-то отвлекало, могла оказаться успешной. А затем он обругал их, когда увидел, что они бегут обратно.
Но ругательства застряли у него в горле, когда он увидел, что заставило их бежать. Он преградил бегущим путь, размахивая мечом:
— Соберись, соберись, ребята! Ради чести Дома Перам! Ради победы над проклятыми!
Его заглушили ругательства убегающих. А один из них не ограничился руганью. Он рубанул господина Акимоса кейфом. Удар вышел торопливым и неуклюжим, но случай направил клинок в шею Акимоса.
Тот почувствовал, как кровь брызнула, а затем потекла по плечу и груди. Струя крови стала обильней, и с каждой каплей уходили из тела силы.
Акимос упал на спину. Он еще не потерял сознания от потери крови, когда Змей спустился по тропе и принялся смачно жрать добычу.
Бойцы Конана не дрогнули, когда пред ними появился монстр. Селяне же не обладали ни таким хорошим предводителем, ни знанием, как бороться с чудовищами. Они рассыпались и с воплями обратились в бегство.
Те из воинов Акимоса, какие еще остались в живых, последовали за ними. Некоторые еще подумывали драться, другие же всего-навсего делали то же, что и селяне, — оставляли между собой и чудовищем как можно больше лиг.
Немногие сильные духом слуги Дома Перам попытались и отстаивать свою позицию, и вести бой с воинами Конана. Но их превосходили числом три к одному, даже не считая того, скольких стоил киммериец. Они были перебиты, взяты в плен или бежали, прежде чем Змей закончил поглощать труп Акимоса.