Путь волшебника. Как строить жизнь по своему желанию
Шрифт:
— Тогда разреши мне тебе что-то показать, — сказал Артур.
Он попросил королеву покинуть эту комнату и не возвращаться в нее раньше полуночи. Она так и сделала. Вернувшись в полночь, она обнаружила, что в комнате совершенно темно, все свечи погашены, а бархатные шторы опущены.
— Не пугайся, — услышала она голос, — я здесь.
— Мой король, что я должна делать? — спросила Гвиневера.
— Я хочу посмотреть, насколько хорошо ты знаешь эту комнату. Подойди ко мне и опиши, что находится вокруг тебя, только ни к чему не прикасайся руками, — сказал Артур.
Такое испытание показалось его жене очень странным,
— Это наша кровать, а здесь дубовый сундук — мое приданое, которое я привезла с собой из-за моря. В углу стоит высокий испанский канделябр из дорогого металла, а по бокам висят два гобелена.
Осторожно перемещаясь по комнате, чтобы ничего не задеть, Гвиневера подробно описала все, что в ней находилось, начиная от мебели и кончая последней подушечкой.
— А теперь смотри, — сказал Артур.
Он зажег свечу, за ней вторую и третью. Оглядевшись вокруг, Гвиневера с удивлением обнаружила, что комната пустая.
— Я ничего не понимаю, — прошептала она.
— Все, что ты описала, это только твое ожидание того, что эта комната должна содержать, а не то, что здесь на самом деле находится. Но ожидания обладают огромной силой. Даже в полной темноте ты видишь то, что ждешь увидеть, и реагируешь на это соответствующим образом. Разве комната тебе не казалась той же самой? Разве ты не старалась быть осторожной там, где ты боялась споткнуться о какую-нибудь вещь?
Гвиневера кивнула.
— Даже при свете дня, — продолжал Артур, — мы подходим ко всему с учетом того, что мы ожидаем увидеть, услышать или ощутить. Любое восприятие основано на непрерывности, которую мы питаем своими воспоминаниями о том, как все было вчера, час назад или секунду назад. Мерлин объяснял мне, что, если бы я на все смотрел без ожиданий, ничто из того, что я принимаю как само собой разумеющееся, на самом деле не было бы реальным. Мир, который видит волшебник, это реальный мир, такой, каким он предстает после того, как зажжен свет. Наш мир — это мир тени, через который мы пробираемся ощупью в полной темноте.
Волшебник полностью освобождает себя от известного. Для него единственная свобода содержится в неизвестном, потому что известное, как только становится прошлым, умирает. "Ты знаешь, почему я утверждаю, что ваш мир — это тюрьма? — спросил однажды Мерлин. — Потому что все, что постигает ум, ограничено. Как только вы располагаете мир вокруг своего восприятия или заключаете его в мысль или словосочетание "Я знаю", нечто удивительное и невидимое улетучивается. Границы — это клетка, реальность — нежная птица, трепещущая в ваших руках. Будешь удерживать ее слишком долго, и она умрет".
Если действительно неизвестное — ваш билет на обретение свободы, правда также и то, что эгочувствует себя уютнее при наличии границ. Наш мозг день за днем производит одни и те же образы. Эти образы — отражение того, что вы есть, хотя эгопринимает их за реальность. "Разве это не очевидно, что дерево — это дерево, стена — это стена, гора — это гора?" — спрашивает эго. Но все это реально только в одном состоянии сознания — состоянии бодрствования. Во сне вы можете сидеть на лужайке, наблюдать за плывущими над вершинами гор облаками. Проснувшись, вы понимаете, что и горы, и облака, и лужайка —
Артур был потрясен, когда Мерлин отверг видимый мир как иллюзию.
— Но я могу коснуться любой вещи рядом со мной и чувствую, что она твердая. Если я ударюсь головой о камень, на ней будет синяк, — возразил он.
— Образы могут быть не только видимыми, — напомнил Мерлин. — Ты можешь коснуться вещи во сне и испытать все те же ощущения.
— Тогда почему я делаю различие между бодрствованием и сном? Почему все называют одно реальностью, а другое иллюзией?
— Привычка. Если бы смертные могли взять у волшебника эти знания, они научились бы тому, как в состоянии бодрствования делать то же, что они сейчас делают во сне. Тогда границы растаяли бы и реальность выманила бы вас из вашей созданной тенью тюрьмы.
Все мы переживаем новое и неизвестное, но мало кто из нас видит в неизвестном силу, способную нас освободить. Неизвестное содержит ключи от другой реальности. Что это за ключи? Они каждую минуту изменяются, но если вы внимательнее посмотрите на любой образ открывающегося вам мира, вы увидите, что оттуда на вас внимательно смотрит значительная часть вашего собственного я. Кажущаяся случайность событий начнет приобретать форму и смысл, как будто ваша собственная частица вам говорит: "Я здесь. Разве ты меня не видишь?" Случайная встреча, неожиданные совпадения, предчувствия, которые сбываются, внезапное осуществление желаний, вспышки необъяснимой радости, ощущение глубокого знания, пробуждение истины — все это формы, которые может принимать реальность, когда она уговаривает нас покинуть нами же созданную тюрьму. Мы не обязательно должны прислушиваться к этому шепоту. Каждый сам делает свой выбор. Решение должно быть принято в дальних закоулках вашего сердца, между известным, устарелым, но знакомым — и неизвестным, свежим и открывающим бесконечные возможности.
Жить в соответствии с этим уроком — это значит выйти за рубежи знаний. Если бы вам удалось забыть все, что вы знали, и ничего не ожидать от будущего, вы автоматически обнаружили бы себя за границами того экрана, который мешает вам воспринимать более высокую реальность. Эта более высокая реальность вкраплена во все то знакомое, что вы видите вокруг и через что ежедневно проходите — разделяющего их расстояния не существует. И при этом они могут оказаться на расстоянии сотен миль друг от друга.
Наряду с привычками и инертностью, большую роль в том, что реальность остается такой, как она уже была, играет страх. Попробуйте проделать опыт, подобный тому, который проделала Гвиневера. Ночью, в абсолютной темноте, станьте посередине знакомой вам комнаты. Потом пересеките комнату, подходя как можно ближе ко всем находящимся в ней предметам, но не натыкаясь на них. Вы обнаружите, что в темноте трудно ходить без опасения даже по самой знакомой комнате. Многие из нас боятся невозможности видеть из-за той неопределенности, какую она несет: сердце бьется от одной мысли, что вы можете упасть или сбросить какой-нибудь предмет.