Путь волшебника
Шрифт:
Она привела Лучка в свой чуланчик под лестницей, и он тут же рухнул на тюфяк.
— Ты грязный! — возмутилась девочка. — Испачкаешь мне постель!
— Ну, прости… — ответил Лучок.
— Да ладно! Отстираем. Тут много воды. Ты еще голодный? А то могу сходить за добавкой?
— Я принес тебе кое-что, — пробормотал Лучок, протягивая на ладони серьги матери.
— Нет! — отдернулась Халса.
Она ненавидела себя. Яростно скребла руку, будто не укусы мошкары чесались, а хотелось вовсе содрать кожу. Лучок разглядел то, чего не замечал раньше, нечто поразительное и жутковатое. К себе Халса была не
— Возьми их, — сказал Лучок. — Твоя мама обо мне заботилась, поэтому я хочу отдать их тебе. Моя мама тоже этого хотела.
— Ладно, — согласилась Халса. Подмывало разреветься, но вместо этого она продолжала скрести свою руку, которая побелела и покрылась красными расчесами. Она сунула серьги в карман. — А теперь спи.
— Я пришел сюда, потому что ты была здесь, — не унимался мальчик. Хотел рассказать тебе обо всем, что произошло. И что мне теперь делать?
— Спать!
— Ты расскажешь колдунам, что я пришел? Как мы спасли поезд… — Лучок зевнул так широко, что Халса забеспокоилась: не порвался бы рот. — Я могу быть слугой у колдунов Перфила?
— Там поглядим. Засыпай давай. А я поднимусь наверх и расскажу им, что ты пришел.
— Так странно… Я ощущаю их вокруг. Я рад видеть тебя. И мне теперь нисколько не страшно.
Халса присела рядом с ним. Она не знала, как быть. Лучок какое-то время молчал, а потом тихонько позвал:
— Халса…
— Что?
— Я не могу уснуть, — сказал он смущенно.
— Ш-ш-ш… — Халса погладила его по грязным волосам и запела песню, которую любил ее отец.
Девочка держала руку Лучка, пока его сердце не забилось реже. Он уснул. Халса поднялась на верхний этаж и сказала колдуну за дверью:
— Я не понимаю. Почему вы прячетесь от мира? Разве не надоело прятаться?
Колдун не отвечал.
— Лучок храбрее вас. Эсса храбрее вас. Даже моя мать… — Халса сглотнула и продолжала: — Моя мать была храбрее вас. Долго вы будете не замечать меня? Какая от вас польза? Вы не отвечаете мне, не собираетесь помогать городу Перфилу. Вы разочаруете Лучка, когда он поймет, что вы безвылазно сидите в комнате и ждете, когда принесут поесть. Вам так нравится ждать? Ну и сидите сколько душе угодно! А я не собираюсь кормить вас, поить, таскать находки с болота. Хотите что-то получить — колдуйте! Или выходите и берите сами! А теперь можете превратить меня в жабу!
Девочка помолчала, проверяя, не исполнит ли колдун ее последнее предложение.
— Ну и ладно! Тогда до свидания!
И сбежала по ступенькам.
Колдуны Перфила ленивы и никчемны. Они не любят ходить вверх-вниз по лестницам и не хотят никого слушать. Они не отвечают на вопросы, потому что их уши забиты жуками и воском, их лица морщинисты и безобразны. В ущельях морщин обитают болотные феи, которые катаются на подкованных блохах, а те жиреют, питаясь магической кровью. Ночью колдуны Перфила чешут блошиные укусы, зато днем отсыпаются. Лучше быть слугой у последней посудомойки, чем у невидимого, трясущегося, почти слепого, искусанного блохами, обросшего мхом, с потными
Халса заглянула к Лучку — не проснулся ли? А потом разыскала Эссу.
— Можешь проколоть мне уши? — спросила она.
— Это больно, — пожала плечами Эсса.
— Пускай.
Эсса сунула иглу в кипяток и проткнула мочки Халсы. Девочка даже обрадовалась боли. Она продела в дырочки серьги матери Лучка и пошла вместе с Эссой рыть отхожие места для горожан.
Толсет вернулся в сумерках, приведя с собой дюжину женщин и детей.
— А остальные? — удивилась Эсса.
— Одни не приняли мои слова всерьез, — ответил Толсет. — Они не доверяют тем, кто связан с колдовством. Другие решили остаться и оборонять город. А есть такие, что ушли в Квал, пешком, по рельсам.
— А где сейчас армия? — спросил Берд.
— Уже близко, — вздохнула Халса, а Толсет кивнул.
Горожанки принесли с собой еду и одеяла. Они выглядели растерянными и напуганными, но кто тому виной: приближающиеся солдаты или колдуны Перфила — можно было лишь догадываться. Женщины ходили, опустив глаза. Даже не глядели на башни, а если дети проявляли любопытство, взрослые ругали их приглушенными голосами.
— Не делайте глупостей! — сердито сказала Халса одной из них, чей сын заигрался и подошел слишком близко к башне.
Мать так тряхнула его, что ребенок расплакался и никак не мог успокоиться. Что она себе понапридумывала? Что колдуны будут есть немытых детей, роющих ямки в земле?
— Колдуны ленивые, нелюдимые и неопасные, — объяснила девочка. — Они живут сами по себе и никого не трогают.
Но женщина только пялилась на Халсу, и девочка догадалась, что ее боятся ничуть не меньше, чем колдунов Перфила. Неужели она такая страшная?
И Мик, и Бонти, и Лучок всегда ее опасались, так ведь у них были на то серьезные основания. Но с тех пор она сильно изменилась. Стала мягкой и податливой, словно масло.
Толсет, возившийся с ужином, фыркнул, будто прочитал ее мысли, а женщина, подхватив ребенка на руки, убежала прочь. Можно подумать, Халса сейчас раскроет рот и обоих проглотит…
— Халса, погляди-ка!
Ее позвал Лучок, выспавшийся, но такой грязный, что от него разило на два ярда. Надо бы сжечь его одежду. Но на самом деле девочка радовалась — он живой, сумел ее отыскать, и теперь они вместе. Лучок вышел из ее башни, где отдыхал на ее тюфяке, в ее каморке, и пустяки, что он такой замарашка.
Он указывал на восток, в направлении Перфила. Над болотами растекалось багровое зарево, как будто солнце вздумало вставать вместо того, чтобы садиться. Все притихли, глядя на восток, словно могли увидеть на таком расстоянии, что же случилось с Перфилом. Теперь ветер имел привкус дыма и пепла.
— В Перфиле война, — сказала одна из женщин.
— Чья армия пришла туда? — спросила другая, хотя кто здесь мог это знать.
— А какая разница! — воскликнула первая. — Они все одинаковые. Мой старший пошел служить в армию короля, а самый младший примкнул к генералу Болдеру. Они сожгли уйму городов и сел, убили чужих сыновей, а когда-нибудь, очень может статься, прикончат друг дружку. Если город грабят и жгут, не все ли равно, какая армия это делает? Корове не все равно, кто ее зарежет?