Путь Ворона
Шрифт:
Зато замыкающий автомобиль резко затормозил. Дверцы распахнулись, и пассажиры выскочили наружу. Загрохотали пулеметы с бээмпэшек, один из выскочивших упал, зато четверо со всех ног кинулись к лесу. Надо отдать им должное – прочь от деревни. Для штурма Елабуги их было чересчур мало, на доброту местных жителей рассчитывать не стоило, на машине прорваться не получалось. А так имелся какой-то шанс пробежаться по тайге, выйти на дорогу подальше, в конце концов, до Хабаровска, если они оттуда, всего каких-то девяносто километров. Можно дойти. При оружии ведь, не с голыми руками, к тому же вчетвером.
Втроем. Еще один не добежал до кустов, упал на дорогу, разок дернулся и затих.
Подальше, у Едранцева, тоже немного погрохотало и потрещало, а затем наступила тишина. Хорошая вещь – засада! Эффективно, без потерь… Может, даже было бы лучше, если кто-нибудь из банды добрался до далекого города и рассказал, как здесь привечают незваных гостей. Даже круглому дураку понятно: действовала здесь регулярная воинская часть, потому никакой речи о мщении быть не может. Наоборот, появится опасение, как бы армия не нагрянула в разрушенный центр края и не навела там привычный порядок. Тогда весьма многим придется ответить за совершенные преступления.
В лесу защелкало, прогрохотала пара очередей. Охотников в Елабуге было немного, так ведь еще прибился разный народ. И многие чувствовали себя в тайге, как дома, да и с оружием умели обращаться.
Нет, не дойдут. Может, и жаль…
Тринадцать лет после Катастрофы. Лето
Букретов был совсем плох. Словно кто сглазил еще недавно крепкого мужчину, человека, сумевшего во всеобщем бедламе взять на себя ответственность и провести хоть кого-то куда-то. Еще вчера подполковник был бодр, а сегодня утром вдруг слег и весь день фактически не вставал. Лекарств не имелось, одна надежда, что организм сам справится с напастью, как-нибудь выкарабкается. Время от времени то один, то другой житель селения заболевал, многие потом отлеживались, вставали, но кое-кто переходил в мир иной.
И все-таки никто не слагал с офицера его обязанностей. Или он сам не мог забыть про них.
– Со стрельбой у новичков порядок. С прочим – еще надо подучить. Я их пока не ставлю в боевой расчет, пусть привыкнут, потрудятся на общих работах, – Воронов докладывал тихо. Он сидел у койки начальника и машинально вертел в пальцах патрон. Привычка возникла давно, после вынужденного отказа от курения.
– Не доверяешь? – понял сомнения подчиненного Букретов. – Почему?
– Не знаю, Павел Петрович, – признался капитан. – Есть какие-то смутные сомнения, а потом вдруг проходят, и, наоборот, хочется сделать что-нибудь для ребят. Н-да… Сам не пойму, что со мной творится. Вроде бы им тоже деваться некуда, остается следовать общим правилам. Но вот кое-какие нюансы… Ладно, этот их Мельник отправился за оставленными товарищами. Но разговоров, как он туда дойдет, кто там остался… Все очень противоречиво, смутно. Работают как из-под палки, многого не умеют… Толком ни с кем не сближаются, лишь только брат с сестрой сравнительно компанейские, остальные вообще часть времени больше похожи на зомби, чем на людей. Не верю, будто они могли выжить в тайге. Ну, не верю, и все… И потом, иногда, когда они естественны, бывают чересчур нагловаты. Стараются скрыть это, тут же кто-нибудь одергивает. Хотя грубость и наглость еще объяснимы. Раз уж из леса к нам заявились. И все равно не доверяю.
– Говоришь, не веришь их байке про тайгу?
– Нет, Павел Петрович. Явно врут, а зачем? Все равно шито белыми нитками. Может, они вообще из города? Скажем, там пришел окончательный кирдык, вот и решили перебраться ближе к земле. Надо бы за ними проследить. Одна радость – вряд ли полсотни человек, даже поменьше, вспомнив ушедших, смогут нам что-то сделать.
Воронов подсознательно боялся вопроса: зачем же тогда привел, коли сомневался, – и не знал, что на него ответить. Стыдливо отводить глаза офицеру не пристало, плавать в ответах – тоже. Ради прекрасных черных глаз? Блестящая причина подвергать опасности поселение!
Но их же полсотни против двух с половиной тысяч. Даже предполагая худшее, и ватага – просто одна из хабаровских банд, что она сможет сделать против отнюдь не новичков в делах военных? Да и нельзя же поминать старое, если кто-то действительно встанет на правый путь. Мало ли какие грехи водятся за каждым из уцелевших! В нечеловеческих условиях вести себя безупречно невозможно по определению. Кто вел себя так, того давно уже нет.
– Производится постоянная разведка близлежащей местности, – дополнил доклад Воронов. – Следов пребывания посторонних людей нигде не обнаружено.
– Хорошо, Андрей, – одобрил его действия подполковник. – А теперь иди. Я отдохну маленько. Вдруг станет полегче? Но если что, помни: ты мой первый заместитель, с тебя будет и спрос. Останешься в ответе за всех. Хотя сам знаешь. Ладно. Иди. Плохо я себя чувствую, капитан. Понимаю: надо держаться, но все равно плохо…
Была у Воронова мысль заглянуть в свою комнатку, благо располагалась она тут же, в бывшем бомбоубежище, да прежде дела, а отдохнуть можно и попозже в иных местах. Даже когда впервые за долгие годы вдруг захотелось помечтать о чем-то светлом, невероятном, первым долгом надлежит выполнять необходимое. Совершить обход, самолично проверить несение службы на периметре и порядок на внутренней территории. Его буквально тянуло пройтись, и, как бывало слишком часто, не зря.
– Товарищ капитан! Драка! – взъерошенный мальчишка перехватил Воронова на полдороге.
– Где?
– У третьей фермы, – мальчишка хотел добавить какие-то подробности, но офицер лишь махнул следовавшим за ним бойцам и рванул к указанному месту со всех ног.
Третья ферма была рядом, пара сотен метров, не больше, однако пока добежали, все уже было кончено. В освещенном, как же растениям в темноте, помещении у самого входа стоял взъерошенный Игорь. Правой рукой он поддерживал левую, и рукав был обильно пропитан кровью. Сразу две работницы вились рядом, хотели перевязать раненого парня, а тот лишь скрипел зубами да все повторял одно и то же слово:
– Сука…
Чуть в стороне сразу несколько мужчин держали скрученного Седого. Здоровенному парню явно тоже досталось, и не сказать, чтобы мало. Губа разбита, глаз оплывает синевой, длинные, обычно связанные позади в хвостик волосы растрепались, выражение злое и испуганное одновременно. Взгляд – как у затравленного волка. Всех бы разорвал, были бы они послабее, да все с точностью до наоборот.
– Так, – процедил Воронов, восстанавливая дыхание. А затем уже рявкнул командным голосом: – Доложить, что здесь стряслось!
– Тут это, товарищ капитан, пришлый стал к Наде приставать, – выступил вперед Олег. Даже отпустил проштрафившегося гостя. – Ну, хотел понятно чего. Она отказала, тогда этот козел ее ударил. Игорь был поблизости, подскочил… В общем, они сцепились, гаденыш понял, в схватке ему не совладать, ну и выхватил заточку. Пока мы подскочили, вмешались, успел Игорька в руку пырнуть.
– В живот он бил, я хотел перехватить, да неловко руку подставил, – подал голос Игорь. Ему было неловко, что не выбил оружие, а вместо этого получил ранение.