Путь Восходящего Солнца
Шрифт:
Вернувшись, он указывает на высеченное в камне изображение Инь и Ян.
— Садитесь.
Котелок, полный воды, водружается на огонь, разведённый с помощью незамысловатой техники.
— Ваше последнее испытание пройдёт здесь. Патриарх создал это место для самопознания. Чтобы полностью овладеть техникой парной культивации, вы оба должны преодолеть страхи и принять свои слабости. Только так можно обрести внутреннюю гармонию, необходимую, чтобы работать слаженно в паре и доверить свою жизнь другому человеку.
Старик небрежно кидает цветы
— Так зачем нужны цветы? — уточняю я.
— Патриарх обнаружил необычные свойства этих растений. Похлёбка из них значительно ускоряет погружение в ваш внутренний мир и позволит быстро столкнуться со своими страхами, — отвечает собеседник.
Он достаёт две глиняные миски и разливает по ним мерцающее густое варево. В центре каждой плавает сваренный цветок. Отшельник раздаёт плошки и произносит:
— Не гоните прочь свои страхи — обратитесь к ним и освободитесь от них. Ибо сила не в отсутствии сомнений и тревог, а в способности честно взглянуть в глаза своим слабостям и принять их, чтобы двигаться дальше.
Я отпиваю первым, Каору спешно делает несколько глотков следом за мной. Обжигающее варево на вкус сладкое и весьма ароматное. Трава вокруг начинает пульсировать в такт моему сердцебиению. В голове звучит мерный стук.
Подняв глаза на свою спутницу, с которой мы уже успели многое пережить, замечаю, что она с теплом смотрит на меня. Кивнув друг другу, мы оба синхронно опустошаем миски, а затем берёмся за цветок.
Миг, и… пещера исчезает.
Прикосновение переносит нас в иное пространство. Сложно понять — морок это или правда. Выглядит настолько реалистично, словно мы ступили через сказочный портал.
Голос отшельника звучит глухо, издалека:
— Вы попадёте в реальность, подчиняющуюся законам духовного мира. Откройте ваши души и узрите правду.
Местность вокруг нас меняется. Я вижу знакомые лесные пейзажи, однако Каору реагирует совершенно по-другому. Она сжимается, словно ей холодно.
— Это испытание нам надо пройти в одиночестве, — говорю я, проглотив свой цветок.
Зубы с хрустом впиваются в чёрно-белые лепестки. Растение одновременно сладкое и горькое, кислое и солёное. Оно словно воплощает в себе все противоположности мира. Пока я наслаждаюсь странным вкусом, не замечаю, как Каору пропадает.
Вокруг резко темнеет.
— Это всё из-за тебя, Рен! — голос отца звучит сурово и непреклонно, словно вердикт судьи.
Небо над головой хмурится, а вокруг поднимается мрачный, до боли знакомый лес. Пейзаж вокруг подрагивает, искажается, пока не начинает трескаться, словно разбитое зеркало. Тысячи осколков отражают одну и ту же картину, но с каждым новым фрагментом она становится всё безысходнее. Лес на одних высыхает, на других — полыхает огнём. На самом большом осколке от него остались лишь обугленные пеньки.
Среди этого запустения шагает мой отец — постаревший, сгорбленный, с поседевшими
— Ты! — его иссохший палец указывает на меня. — Больше мне не сын. Не смог уберечь мою доченьку. Отрекаюсь от тебя! Отрекаюсь!
Другие осколки подхватывают эту тему, множа боль и отчаяние.
— Отец, постой, — я тянусь к нему, но вместо одного образа меня окружает множество искажённых фигур. Они все тычут в меня пальцами, ругают, кричат. Среди них я замечаю даже молодого отца, который с отвращением смотрит на меня-младенца, лежащего на руках матери.
— И это мой сын… Такой слабак, — презрительно цедит он сквозь стиснутые зубы. — Уверен, когда у нас родится дочь, он и её не сможет защитить.
— Не сможет, — эхом откликается мать, её взгляд полон тоски и обречённости.
Она поднимает голову и смотрит на молодого отца. На губах застыла горькая усмешка.
— Вот, полюбуйся, дорогой, — в её голосе сквозит яд. — Он уже не уберёг нашу Лин.
Мать расставляет руки, и я, завёрнутый в ткань, начинаю падать в бездну. Мозаика прошлого, настоящего и будущего смешивается в чудовищный калейдоскоп. С каждым новым витком он становится всё мрачнее и безысходнее.
Я падаю, поднимаюсь, снова падаю. За спиной полыхает лес, пламя пожирает родной дом. На его фоне застыли две фигуры — отец и мать, их лица застыли масками горя и разочарования.
— Нет! Хватит! — кричу я, но огонь уже охватывает их.
Отец, чьё лицо плавится в жаре, бросает мне в спину:
— Просто взгляни… взгляни, что ты натворил.
Я оборачиваюсь и вижу Лин — юную, хрупкую, в парадном ханьфу. Она поднимается по ступеням к дворцу Императора, минует стражу, проходит анфилады залов и галерей. Пока не оказывается в полумраке тронного зала — величественного, подавляющего, пропитанного тьмой.
На троне восседает исполин — он выше меня на две головы. Лица не разобрать. Моя маленькая сестрёнка склоняет перед ним колени. В один миг он оказывается рядом с ней.
— Ты бросил её! — шипит отец.
— Она погибла в одиночестве по твоей вине! — воет мать.
Лин оборачивается. Из её глаз слезами течёт чёрная смолянистая жидкость.
— Ты убил меня, братец. Пусть не своей рукой, но убил…
Гигант нависает над ней. Тело Лин оседает на пол безжизненной куклой. Только теперь я вижу лицо исполина — это Вастай. Его губы кривятся в злорадной усмешке.
— Ничтожество никогда не сможет меня одолеть! Беги… Беги далеко, и, быть может, выживешь!
Волна горя и бессилия накрывает с головой. Мир вновь распадается на части, и из каждой на меня смотрят лица — родителей, сестры, друзей. Их упрёки словно лезвия, каждое режет до кости. Отчаяние удавкой стягивает горло.
Слова старого отшельника, словно далёкое эхо звучит на самой грани моего слуха. Чтобы идти дальше, нужно принять свои слабости и страхи. Лучший способ почтить память сестры — продолжать борьбу и осуществить её мечту.