Путь Восходящего Солнца
Шрифт:
Я не был рядом, когда завершился её земной Путь, но эта картина преследует меня во снах, жжёт раскалённым клеймом вины и бессилия. Однако сейчас из раны, что никогда не заживёт до конца, вдруг пробивается росток надежды. Ослепительно яркий и хрупкий, он упрямо рвётся к солнцу сквозь застарелые пласты скорби. И я знаю — она бы не простила мне, опусти я сейчас руки. Сдайся. Предай всё, за что она отдала свою жизнь. Пока я дышу — её мечта жива. И я буду биться за неё до последнего вздоха!
Каору в этот самый миг разделяет мои чувства. Образ её погибшего брата встаёт рядом с моей сестрой — такой же юный и бесконечно
Наши эмоции едины. Мы чувствуем боль и утрату друг друга. Знаем, что ничего уже не изменить и продолжаем идти дальше, чтобы подобное больше никогда не повторилось.
Отшельник говорил, что традиционно техника двойной культивации требует романтической связи, но нас с Каору объединяет нечто совершенно иное. Разделённое горе и общие устремления связывают нас не хуже стальных цепей. Боль наших утрат сплетается в единую мелодию, тоскливую и одновременно удивительно светлую. Она наполняет сердца, придаёт силы там, где, казалось, всё уже выгорело дотла. Потоки Ки, на миг разделённые, вновь устремляются навстречу, сплетаясь в сверкающую путеводную нить. Там, где рвётся один — другой подхватывает на лету.
Я знаю, что моя спутница чувствует то же самое. Мы — два неразрывно связанных клинка, закалённых в одном горниле. И нет такой преграды, которую нам не суждено рассечь.
Наши ядра пылают раскалённым светом. Ментальное противостояние достигает апогея. Мы с Каору встречаем обрушившийся на нас шквал безысходности и страданий единым несокрушимым фронтом. Отчаяние, боль и скорбь, которые прежде тянули нас на дно, теперь становятся той самой опорой, что помогает нам выстоять.
Мы впитываем чужие страдания, пропускаем их через себя и возвращаем Вастаю очищенными, преображёнными в неиссякаемую жажду жизни. В непреклонную волю к победе. Тьма, что окутывала разум удушливым покровом, рассеивается без следа, словно дурной сон на рассвете.
Наша аура вспыхивает с невиданной силой, заставляя Вастая отшатнуться. Мы возносимся на новый виток Слияния Душ, сплетаясь воедино без остатка. Каору делает решающий шаг, поднимаясь на следующую ступень, а я взмываю ещё выше.
Моё раскалённое ядро трескается, разрастается и… Бежит золотистой волной меняя собственный оттенок и становясь блестящим, точно слиток благородного металла. Оно твердеет, обрамлённое изумрудной каймой, что передаёт родство с моей основной стихией.
Новая вершина.
Этап Золотого Цилиня.
Я чувствую стремительные перемены и вливаю возросшую Ки в Слияние Душ. Чаша вселенского баланса слегка колеблется, устанавливаясь в новое равновесие.
Наша объединённая аура расходится далеко за пределы горных пиков, словно океанский прилив, обволакивая всех, кто находится поблизости. Она укрывает измученных людей от тлетворного влияния демонической скверны. Даже те, кто попал в самую гущу едкого тумана, обретают силы противостоять его смертоносной поступи.
— Хорошая попытка… — хрипло выдыхаю я, поймав наполненный ненавистью взгляд Вастая. — Теперь наш черёд.
Ёнэ и горстка уцелевших сподвижников упрямо пробираются к эпицентру битвы, туда, где сражение уже давно перешагнуло все мыслимые границы. Боль и страдания, сконцентрированные в этой точке, подобны клинку, пронзающему
— Давай остановимся. Зачем нам идти туда, навстречу верной гибели? — в голосе одного из товарищей прорезается неуверенность, почти мольба. — Мы едва уцелели, а ты ведёшь нас прямиком в лапы треклятого демона!
Ёнэ на миг замирает, в его глазах мелькает тень сомнения, но он тут же упрямо вскидывает подбородок, отметая страх.
— Мы должны поддержать Кая и Каору. Они сражаются не просто за нас, а за всех людей. Никто не знает, сколько невинных погибнет, если мы не остановим это исчадие. Я не стану винить вас, если вы повернёте назад, — его голос дрожит, но взгляд остаётся непреклонным, — но сам поступить иначе просто не могу.
Внезапно все ощущают резкую перемену. Ещё одна могучая аура вспыхивает над полем боя, и волны благодатной Ки растекаются вокруг, даруя уставшим людям крохи передышки в противостоянии буйству демона. Воодушевлённые этой незримой поддержкой, они ускоряют шаг, уже не тратя сил на бессмысленные споры.
Взгляд адепта неожиданно выхватывает среди обугленных остовов деревьев фигуру одного из мастеров. В его руках концентрируется сгусток тёмной, отравленной энергии. Под влиянием всепоглощающих аур шагнувших за рубеж людей и демона сложно ощутить эту угрозу, но опытный глаз ученика не обманешь. Мастер готовится бесчестно ударить в спину двум сражающимся против Вастая адептам.
— Скорее туда! — командует Ёнэ, срываясь на бег.
Остальные, завидев грозную фигуру мастера, замирают в нерешительности. Даже благодатная аура не способна до конца развеять их трепет перед его силой.
Ёнэ не таков и не потому, что не испытывает страха. Напротив, его поджилки трясутся от ужаса, когда он несётся навстречу старшему наставнику. Просто он чётко знает, те, кто были к нему добры… его спасители, поднимающиеся сейчас на новый уровень могущества, в этот краткий миг уязвимы как никогда. В руках вероломного мастера формируется плотный снаряд, вытягиваясь подобно копью. От него щедро струится тёмная энергия, неуловимо схожая с демонической.
Ученик стремительно ускоряется, призывая на помощь все известные ему техники перемещения. Мир вокруг словно застывает, течение времени замедляется, и каждое движение, каждый вздох даются с неимоверным трудом, будто он увяз в вязком болоте.
И всё же Ёнэ не сдаётся, он упрямо преодолевает сопротивление реальности, как делал это всю свою жизнь.
«Бесполезный нахлебник!»… — далёкий голос дяди.
«Ты никогда не станешь адептом, ничтожество!» — насмешливый голос старейшины.
«Я тебе говорил, что ты позоришь нас!» — крик обидчика, что третировал его с самого первого дня в секте.
Шаг за шагом, удар сердца за ударом, Ёнэ приближается к единственной цели.
В тот самый миг, когда смертоносный снаряд срывается с пальцев предателя, робкий ученик собирает всю свою волю, всю свою Ки в последнем отчаянном рывке. Он не думает о боли. Не думает о страхе. В его сознании есть место лишь для одного образа — улыбающихся людей, которых он с гордостью мог бы назвать своим братом и сестрой по секте — Кая и Каору. В его внутреннем взоре их лица озарены светом надежды. Надежды на лучшее будущее, за которое стоит бороться до последнего вздоха.