Путь. Автобиография западного йога
Шрифт:
Вы знаете, что я всегда спокойна в присутствии Мастера. Это не поза, предназначенная для снискания его одобрения; не то чтобы я считаю такое поведение правильным. Просто у меня есть внутреннее чувство покоя. Я стараюсь быть внимательным слушателем, поэтому его слова западают в мой ум и сердце, чтобы я размышляла над ними, иногда на годы. Поэтому я часто получаю ответ на свой мысленный вопрос в его словах».
Она рассказывала, как ответ на вопрос ее сестер по ученичеству пришел к ней и на этот раз словами Мастера. Ученица, которой он дал красную розу, чтобы она несла ее во время определенной церемонии, возразила: «Но я не хочу
«Вот вам мой ответ, — заключила Сестра. — Живой или по меньшей мере открытый ум. Руки и ноги, жаждущие дела, — это ведет к совершенству, — все это, доведенное до совершенства, и будет последним словом, отличительным знаком самого безупречного ученичества».
Однажды кто-то сказал ей, что в видении она предстала пред ним в ином, прошлом воплощении. Позднее Сестра писала Мастеру, заключив свое письмо следующими словами: «Кем бы я ни была в прошлом, в этом, самом важном из всех, своем воплощении — я есть Гьянамата, творение ваших рук. Пожалуйста, молитесь за меня, чтобы я оставалась твердой и непоколебимой до конца. С уважением, благодарностью, преданностью и любовью — нет, этого мало. О, этого мало!»
Ах, какая невыразимая благодать! Слезы навернулись на мои глаза, когда я печатал эти слова. Вспоминаю теперь Мастера, который, отдавая ей дань уважения на похоронах, воскликнул с глубокой любовью в голосе: «Дорогая Сестра!»
Сестра Гьянамата скончалась 17 ноября 1951 года, в возрасте восьмидесяти двух лет. «Я просматривал ее жизнь, — говорил Мастер, — и не нашел ни единого греха, даже в мыслях».
Последние двадцать лет Сестра преодолевала физические страдания. Она героически несла бремя слабого здоровья, как бесценный дар от Бога и Гуру. Говоря с нами о ней незадолго до ее похорон, Мастер сказал: «Однажды, когда я вошел в комнату Сестры, чтобы навестить ее, я уже от двери слышал биение ее сердца, тяжелое дыхание и страшные перебои. Оно едва работало. Увидев меня, она сказала: «Я не прошу вас исцелить меня. Все, что я прошу, — ваше благословение». Как сильна была ее вера! Она спасала ее от немедленной смерти. Тогда я договорился с Богом о ее жизни; я знал, что она не уйдет, пока я не помолюсь за ее освобождение.
— В другой раз, — продолжал Мастер, — она сидела на веранде в Инсинитасе с миссис Малей, когда обе услышали совершенно ясно голос: «Скажи Парамахансаджи, что я беру тебя к себе». Позднее она рассказала мне об этом. Я ответил: «Если в следующий раз он заговорит с тобой, скажи ему, что это неправда. У меня с Богом договоренность о твоей жизни. И Он сдержит слово».
Спустя несколько дней она снова сидела с миссис Малей на веранде, и вновь они услышали тот же голос: «Я скоро возьму тебя к себе». Сестра ответила: «Парамахансаджи сказал, что это неправда». Голос замолчал.
Через некоторое время к ней с обычным визитом пришел ее доктор, которого я никогда не встречал. Когда он уходил, я вышел к нему навстречу.
— Скажите, доктор, — сказал я, — как вы находите здоровье Сестры?
— О, с ней все в порядке, — ответил он.
— Скажите, — продолжал я, — может, у вас есть некоторое сомнение относительно ее состояния?
— Да, есть некоторые неясности, — признался он.
— Не думаете ли вы, — предположил я, — что это может быть связано
— Ради Бога, может быть, вы и правы! — воскликнул он. Ее поместили в больницу, где установили, что она была так истощена, что может продержаться всего лишь двадцать четыре часа. Ее губы были воспалены, она не принимала никакой пищи и пила только чай. Ее начали кормить, и она поправилась. Видимо, как раз об этом говорил голос, раздававшийся на веранде».
Жизнь Сестры вновь была спасена. Наконец, через двадцать лет, Мастер дал ей освобождение. «Какая радость! — восклицала она с последним дыханием. — Какая безмеpная радость!»
«Я видел, как она погружалась в неусыпное состояние Духа, за пределами творения», — рассказывал Мастер позднее. Наградой Сестре за годы полного повиновения Гуру стало полное освобождение.
«Она пришла к Богу через мудрость, — сказал Мастер. — Мой путь проходил через радость».
После возвращения в Маунт-Вашингтон Мастер провел с нами некоторое время, говоря о Сестре. Он вновь упомянул о том, что она достигла полного освобождения. Мне на ум пришло воспоминание о том, что он говорил мне в Твенти-Найн-Палмз: прежде чем душа получит окончательное освобождение, она должна освободить других. Уловив мою мысль, Мастер сказал: «У нее были ученики».
«Все годы, когда я знала ее, — говорила мне Дая Мата в последние часы жизни Сестры, — я никогда не слышала, чтобы она сказала о ком-либо что-то недоброе». Какой прекрасный дар! Я подумал, что это высказывание очень хорошо характеризовало саму Дая Мату; недаром она вычленила именно это качество для похвалы. Доброта была отличительной особенностью ее собственной личности.
Все мы чувствовали, что с уходом Сестры быстро приближалось время, когда Мастер покинет этот мир. На это намекал и сам Мастер. Однажды он заметил доктору Льюису: «Мы вместе прожили хорошую жизнь. Кажется, что мы встретились только вчера. Через какое-то время мы разлучимся, но вскоре будем вместе опять».
«Свою следующую жизнь на земле, — говорил нам Мастер, — я проведу в Гималаях». Посвятив большую часть своей жизни служению обществу, он намеревался в новом воплощении провести многие годы в полном уединении. «В моей будущей жизни, — говорил он нам, — я соберу вокруг себя тех, кто близок мне сегодня». Большинству своих ближайших учениц он говорил: «В следующем воплощении вы будете мужчинами». Насколько я знаю, только миссис Браун он сказал, что она снова станет женщиной. Он говорил нам, что до его следующего воплощения пройдет двести лет.
В последние месяцы жизни он находил величайшую земную радость в общении с теми учениками, которые оправдали его ожидания. Он часто хвалил Святого Линна, Сестру Гьянамату, Дая Мату, миссис Браун и других. О Мерне Браун (Мриналини Мате) он сказал: «У нее удивительная карма! Вы увидите, что она совершит для нашего дела». Он говорил нам, что в нескольких прошлых жизнях она была святой. О Коринне Форши (Мукти Мате) он сказал мне однажды с воодушевлением: «Она удивительная душа!» О Вирджинии Райт (Ананда Мате) он никогда не говорил при мне, но из того, как он относился к ней, было ясно, что он был ею очень доволен. Другой ученицей, которая, как мне известно, особенно радовала его, была Джейн Браш (Сахаджа Мата). За многие годы работы с ней в редакторском отделе я всегда видел ее только жизнерадостной, уравновешенной и доброй.