Путь. Автобиография западного йога
Шрифт:
Долины и вершины жизни! Какая великая истина могла связать их вместе, превращая в одно целое?
Однажды возвратившись домой, я сказал маме, что больше не буду ходить с ней в церковь. То был один из немногих случаев, когда я видел ее плачущей. «Это так глубоко огорчает меня, — причитала она, — видеть твой уход от Бога!» Я не знал об обещании, которое она дала перед моим рождением — отдать меня, ее первенца, Богу. Мне бы очень хотелось успокоить ее, и я был глубоко тронут ее заботой, но что я мог сделать? Я считал своим долгом прежде всего быть честным перед собой.
Спустя несколько дней мама разыскала меня. С надеждой она привела мне цитату, которую
В то лето я ездил в небольшой город Путни, штат Вермонт, где мой младший брат Дик учился в школе. Дик уже становился стройным молодым человеком; я горячо любил его. Меня глубоко тронуло то, что он рассказал мне. Однажды он подъезжал к дому, чтобы захватить группу друзей. Когда его автомобиль останавливался, он слегка коснулся собаки, невозмутимо стоявшей на пути. Собака не пострадала, но ее хозяин, маленький пожилой человек, по физическим параметрам далеко не пара Дику, был вне себя от ярости. Он быстро подошел к машине и ударил его кулаком в челюсть.
В тот момент из дома выходили его друзья. Дик, обеспокоенный тем, что они могли поколотить этого человека, не сказал ничего ни им, ни ему.
Во время пребывания в городе Путни местный учитель по драматургии рекомендовал «Док-Стрит-Театр» в Чарльстоне, штат Южная Каролина, как подходящее место для изучения сценического искусства. В день рождения, когда мне исполнился двадцать один год, папа подарил мне пятьсот долларов. (При этом Дик заметил: «Приятный прецедент состоялся!») Я решил, пребывая в довольно отчаянном настроении, что если хочу стать драматургом, то мне следует с этими деньгами направиться в Чарльстон, чтобы пройти там соответствующую практику в театре.
ГЛАВА 12
КТО Я — ЧТО ЕСТЬ БОГ?
ВЕСЬ МИР — ТЕАТР, — говорит Жак в пьесе «Как вам это понравится». Немногие люди сознают, как мало в их личности проявляется их истинная природа. Эмерсон писал в книге «Сверхдуша»: «Мы умеем лучше, чем делаем. Мы еще не овладели собой, но в то же время знаем, что являемся чем-то большим. Как часто в моих обыденных разговорах с соседями я склоняюсь к той же истине: что-то более высокое в каждом из нас проглядывает над этой обыденностью; Юпитер кивает Юпитеру позади каждого из нас. Люди спускаются с этой высоты, чтобы встретиться».
В душе каждого человека обитает Бог. Человек просто убеждает себя, сосредоточиваясь на внешней стороне своей жизни, что он пекарь, банкир, учитель или проповедник; что он груб или нежен, энергичен или ленив, весел или мрачен. Он не видит, что все это лишь роли, отражения его симпатий и антипатий, его желаний и нежеланий, которые он накопил в процессе инкарнаций. То, что было накоплено, может быть снова утрачено. Внешняя сторона личности постоянно меняется. Только внутренняя сущность человека неизменна и вечна.
Когда я оглядываюсь и вспоминаю свою жизнь, мне представляется, будто она кем-то спланирована для меня. Мои переживания до настоящего времени и испытания, о которых я повествую, несомненно отражают в основном уроки, необходимые для приобретения жизненного опыта. Возможно, именно благодаря этому плану, который «гипотетический Некто» составил для меня, я провел
Мои связи с «Док-Стрит-Театром» помогли мне со временем увидеть пустоту игры всех ролей в театре или за его пределами. Большинство людей, которых я встретил там, были всегда «на сцене»; даже в самооценке они исходили из того, насколько умели притворяться. Год, проведенный с ними, неизмеримо усилил мое стремление к истинным ценностям.
Я приехал в Чарльстон в конце июня. Театр «Док-Стрит», как мне стало известно, был закрыт на летние месяцы; его открытие не планировалось до сентября. Я снял комнату в пансионе с ночлегом и обильным трехразовым питанием всего за десять долларов в неделю. Атмосфера там была добродушная, почти семейная. Большую часть моих соседей по жилью составляли студенты «Цитадели» — близлежащего мужского колледжа. Дружба со многими ровесниками, имеющими сходные интересы, некоторое время угрожала моим намерениям посвятить себя писательству. Чтобы извлечь пользу из этой опасности, я сказал себе, что, как многообещающий писатель, должен извлечь как можно больше из местного колорита. Кроме нескольких набросков стихотворений, мои «достижения» ограничивались рядом вечеринок, выходов на пляж, веселыми дискуссионными сборищами, на которых обсуждалось все: от политики до девушек и местных сплетен.
Постепенно я стал изучать образ жизни людей из разных слоев общества Чарльстона. Я бывал везде; встречался с людьми разного общественного положения и профессий, исследовал самые «грязные» погребки и бывал гостем в видных домах.
Чарльстон был маленьким городом, в котором насчитывалось около 70000 населения. Я обнаружил в его скромных границах усредненный профиль Америки. Со средним и более высоким социальными слоями и, в меньшей степени, с несколько более низким слоем я уже в известной мере был знаком. Но те нижние слои, которые я теперь изучал, просто открывали мне глаза. Я имею в виду не бедняков с простым достоинством, делающим неуместным ярлык «низшее сословие», а людей, часть которых действительно богата, однако духовное убожество обрекло их на жизнь в атмосфере преступной алчности. Среди людей такого рода были владельцы и содержатели грязных ночных клубов [В период их запрета. — Прим. перев.], служивших ширмой для еще более запретных игорных залов наверху и, видимо, иных тайных махинаций. От этих людей исходила почти видимая аура бесчестности, холодной жестокости и зла, их состояния делались на эксплуатации человеческого отчаяния.
Не менее жалкой была жизнь завсегдатаев таких мест. Они приходили туда за тем, что могли получить. В их разговорах отражалась их черствость; их грубый смех трещал как лед. Такие люди вечно были бездомны — если не на самом деле, то в сознании. Эти мужчины и женщины почти бесцельно переезжали из города в город в поисках временной работы и таких же мимолетных удовольствий; лица, чей характер терял очертания в тумане алкогольных испарений; супруги, чья семейная жизнь разрушилась под ударами отбойного молотка непрерывных раздоров; одинокие люди, которые слепо пытались найти в этом разгуле человеческого равнодушия хотя бы слабый проблеск дружбы.