Путь
Шрифт:
Алекс это прекрасно понимал и всё равно не мог себя достаточно контролировать. Прошла уже неделя после конференции, и, вроде бы, нужно было забыть обо всём, что там происходило, но раз за разом он ловил себя на воспоминаниях о ней…
Девушка была так прекрасна, так мила, настолько глубокий смысл таился в её глазах, что Александр не мог думать ни о ком и даже ни о чём другом. Он плохо спал, хотя раньше даже днём любил полчасика храпануть, не мог сконцентрироваться, работа валилась из рук, в мыслях творился полный бардак. Алекс даже начал отжиматься, хотя давным-давно уже забил на спорт. Аппетит перестал быть
Но в то же время его состояние не было постоянной депрессией: Алекс пытался переломить себя, иногда переводя состояние в настойчивое желание что-то сделать, не понятно что, например, красиво одеться и куда-то пойти, а лучше не одному, а с ней — с той девушкой. Поговорить о глубоких вещах, понятных только им двоим, помечтать, сидя на берегу ручья, а потом снять комнатку в лесном хостеле…
Алекс постоянно думал обо всём этом, даже не собираясь принимать тот факт, что его фантазии, держась за ручку, уходят все дальше и дальше от реальности.
Наташка с работы вообще перестала интересовать, и как женщина, и как человек. Она с подозрением вглядывалась в его лицо, когда он глупо улыбался и пел себе под нос. Алекс уже не фантазировал — он грезил наяву, заплывая в такие заоблачные дали, что вздрагивал, когда возвращался в наш бренный мир. Ему хотелось делать что-то важное и цельное, нести людям счастье, быть примером для детей, да и самому уже обзавестись ребёнком! А что, пора! Видимо, у Алекса случился дофаминовый передоз, его прям пёрло! Надень ему треуголку — и вперёд, захватывать мост через Дунай и мчаться к Аустерлицу.
Замечтавшись за чисткой зубов, Алекс в очередной раз ушёл в мир грёз, но внезапно вздрогнул от гулкого звука падающей кастрюли и грубого мата, донёсшегося от соседей сверху. Он распахнул глаза и снова приметил себя, смотрящего в зеркало в обветшалой ванной с развешанными на верёвке носками. Увидел свою опухшую рожу, с щетиной и лохматыми грязными волосами. Уровень дофамина и серотонина резко уменьшился, накатила тоска, захотелось повеситься, ну, или хотя бы выпить водки. Снова вспоминалась та конференция.
И ведь, малака, он же мог с ней поговорить! Если бы не тот пень в пиджаке, который потом докопался до него за кулисами. Молол какую-то чепуху, отвлекал, дёргал за рукав, Алекс что-то ему невпопад отвечал, а в это время девушка прошла рядом, приостановилась, словно хотела что-то сказать, немного постояла с улыбкой, понимающе кивнула головой и вышла. Когда он отвязался от этого типа и выскочил на улицу, её уже не было. Кинулся к остановке, но там никого не нашёл; уже потом сообразил, что такая девушка могла приехать только на мобиле.
А он — мудак! Надо же было так обосраться! Ведь она же задала ему третий вопрос, на всю огромную аудиторию:
— А вы женаты?
И надо же было ему, мудиле толсторогому, сострить:
— Да! На науке!
— На какой ещё науке?! Малака ты тупая, что ты за туфту несёшь и кому задвигать её будешь?! Чтоб тебя за хвост, да по вымени! — ругался он сам на себя последними словами и боялся посмотреть в глаза отражению. Это сейчас он целыми днями сочинял ответы и мог бы выдать с десяток блестящих фраз, типа: «Нет, ведь я ждал вас всю жизнь!» или «Неужели вашей матушке нужен зять?». Но тогда он спорол то, что первое пришло на ум, и теперь ненавидел себя за это. Чтобы смыть с себя ощущение фиаско, Александр переломился, спустил трусы и полез в холодный душ.
ПЕРЕЛОМ
Через пять минут Алекс уже брился, старательно намазывая пеной щёки, не глядя себе в глаза. Ну, а что в них можно увидеть, кроме пустоты? Любимое прежде дело давно не греет: заставляешь себя вставать, разогревать завтрак, выходить из дома — всё через силу, без удовольствия. Дни становятся однообразными, унылыми, скучными. Зачем уходить на работу? Зачем приходить домой? Зачем вообще, что-то делать, если жизнь это тлен? Однажды она закончится, тогда страдания, страсти и прочая херня окажутся погребены под толстым слоем сырой земли. А в чём тогда смысл?
Идёшь себе поутру, а вокруг сотни людей куда-то спешат, к чему-то стремятся, чего-то пыжатся, за чем-то гонятся, так и хочется им всем крикнуть: «Люди-и-и, чтоб вас всех! Остановитесь на секундочку, посмотрите на себя, задумайтесь! Да через сто лет никого из вас в живых уже не будет, и ничего после вас не останется — ни имён, ни дел, ни мечтаний ваших! Никто и никогда не вспомнит, что вы вообще когда-то существовали! Вы — биомасса, толпа людей, каждый из которых считает себя единственным и неповторимым. Ну не обманывайте себя! Ведь вы просто пыль на дороге, которую смоет дождь, она стечёт в канаву и станет грязью под ногами таких же уверенных в своей уникальности…».
Но тут Алекс разозлился на свои мысли, заскрежетал зубами:
— А ты сам-то? Ты-то кто такой? Чем ты отличаешься от них?
Испустив вздох, не зная, что сказать, Алекс взялся за бритву:
— Я не такой, как все. Я обыкновенный, — ответил он сам себе.
Мысли снова побежали по замкнутому кругу. Для чего он живёт, да и вообще, что такое жизнь? Алекс не знал ответа на эти вопросы. Иногда хотелось поймать суть, но чего-то вечно не хватало: то ли знаний, то ли времени. Работа днём, отдых от неё — ночью. Три перекуса: котлетки, пюрешка, гречка — на более разнообразную еду не было денег. Получка, вычитаем аренду за квартиру, минус коммуналка, традиционная «питница», иной раз длящаяся до воскресенья, да и до понедельника бывало. И вот это назвать жизнью? То отдел номер раз, то лаборатория, то ночные смены. Недавно с зарплаты на крыс скидывались. Наука докатилась, малака.
— А с на-ами ничего-о-о не происходит, и вряд ли что-нибу-удь произойдёт, и вряд ли что-нибу-у-удь произойдет, — протяжно и грустно провыл он, медленно брея шею:
С самого детства Алекс ощущал себя ненужным, брошенным, бесцельно болтающимся по океану жизни. Работа ради работы — не вариант, это понятно. Тогда что вариант? И какие они есть, эти варианты? Наверное, их может быть не один, и не два, и не пять, но какой из них верный? Конечно, можно попробовать поискать ответ, но проще согласиться с тем, что никаких вариантов нет. И ходить на работу, и приходить домой, чувствуя, как разливается по телу пустота. Чем её глушить? «Как это чем? Водочкой, брателла, водочкой!», — скажет дружбан, пацик через пацика* (через знакомых) передаст по цепочке, и вот уже собирается стайка. Сидишь, чирикаешь, пивом запиваешь. И вроде отдыхаешь, а вроде и не устал.